Сэр Джеффри предложил сыну обратиться к врачам, но Виктор наотрез отказался «сдаваться в лапы докторов». Решено было, что он пока тихо отдохнет дома и подумает о будущем. Отчаяние сына сильно огорчило сэра Джеффри; в то же время он с облегчением узнал, что его бесчестное поведение объяснялось, очевидно, душевным расстройством. Он рад был поверить, что вторая личность молодого человека – не более как извращенная и урезанная часть его «истинного я». Разве иначе он мог бы так позорно обойтись с Эдит и пожертвовать карьерой, едва встал на ноги? Разве иначе он связался бы с официанткой, тем более, по описанию Виктора, такой неприглядной, невежественной и грубой? Чурбан поначалу хранил молчание касательно этого сомнительного дела, но в конце концов не сдержался и обратился к отцу за сочувствием и советом. Прежде он редко доверялся отцу, но теперь, как видно, стремился кому-то излить свои горести.
Именно эта разговорчивость заставила сэра Джеффри впервые усомниться, действительно ли сын, которого он знал в прошлом и видел перед собой теперь, заслуживает восхищения. Вероятно, прежде Виктор носил маску, внушавшую отцу уважение, хотя и тогда сэра Джеффри иной раз тревожил беспощадный «прагматизм» Виктора в обращении с менее удачливыми, чем он сам, людьми. Теперь же его наглый снобизм и карьеризм бросались в глаза. Отец рад был бы оправдать это резким отрицанием своего другого «я» и все же начал серьезно задумываться, который из «двух сыновей личность более цельная и достойная.
В конце концов сэр Джеффри решился на два поступка. Он негласно обратился к личному другу – известному психиатру, рассказав ему все, что знал о состоянии Виктора, и подстроив «случайную» встречу, чтобы врач мог, не привлекая внимания, понаблюдать за несчастным.
Кроме того, сэр Джеффри предпринял частное расследование относительно поведения второй личности за минувшие три года. Он написал на вечернее отделение университета, сообщив, что сын вернулся домой с серьезным нервным срывом, и попросил в помощь медикам описать его жизнь за последнее время и мнение о нем нанимателей. Проявлял ли он симптомы умственных отклонений? Очень скоро сэр Джеффри получил ответ в том смысле, что исчезновение Виктора удивило и огорчило всех, кто его знал, что он способный ученый и блестящий преподаватель, что университет восхищается им и любит его. Далее в письме говорилось: «Он не только не выказывал признаков душевной болезни, но и поражал нас чрезвычайным здравомыслием. Бесспорно, его взгляды бывали новыми и смелыми, но он всегда был абсолютно надежен, а кроме того, известен как проницательный знаток людей. Очевидно, он весьма оригинальный мыслитель и наделен удивительным талантом сочувственно проникать в мысли других. Если все пойдет хорошо, со временем он внесет выдающийся вклад в общественные науки». К письму прилагался чек с жалованьем Виктора за прошедший семестр. Чек вернулся с его квартиры, которую тот покинул, не оставив нового адреса.
