Мама вытащила еще один ломтик бекона и убрала пачку обратно в холодильник.
– Честное слово! – сказал я.
– Спасибо, милый. – Мама плюхнулась на стул рядом со мной. – Я просто устала. А теперь учительница Лале хочет, чтобы я пришла с ней побеседовать.
– Она рассказала тебе, что случилось?
– Сказала только, что у Лале в последнее время трудности в классе. А сегодня она повздорила с одноклассником.
– Он обозвал Лале террористкой. А еще парочка завели привычку коверкать ее имя – зовут ее Лолли.
Мама покачала головой и бросила взгляд на лестницу на второй этаж.
Я сглотнул.
– Лале говорит, это началось после того, как мы съездили в Иран.
Мама резко повернулась ко мне.
– И что ты хочешь сказать? По-твоему, нам не стоило ездить?
Я не понял, почему она вдруг разозлилась.
Что я сделал не так?
– Я не это имел в виду.
Мама сердито фыркнула.
– Ну правда. – Я накрутил низ футболки на палец. – Если бы мы не поехали к Бабу, то жалели бы об этом до конца жизни.
Вся сердитость разом схлынула с маминого лица.
– Просто… До нашей поездки Лале ничем не выделялась. И к ней относились как к белым детям. Но теперь…
– Персы вообще-то белые.
Я прикусил губу.
То, что в медицинских документах мы ставим галочку в нужном пункте, не делает нас белыми в полном смысле этого слова.
Когда в школе узнали, что моя мама из Ирана, отношение ко мне разом изменилось.
И с Лале одноклассники обращались не как с обычной белой девочкой.
– Она становится изгоем. А учительница наказывает ее, а не тех, кто дразнит Лале.
– Ты прав. – Мама поджала губы. – Но я не знаю, что делать. Завтра у меня встреча с клиентом. С Лале пойдет бабушка.
Я представил, как Мелани Келлнер будет объяснять учительнице Лале, что расизм – это плохо.
Вспомнил, что ни один из моих учителей так и не понял, в чем проблема. И не попытался защитить меня от травли.
– Может, мне с ними пойти?
– Ты не обязан, милый. Разве у тебя нет завтра тренировки?
– Тренер Бентли поймет, – сказал я. – И я хочу пойти. Правда. Только я знаю, что это такое.
Мама взъерошила мне волосы.
– Тебе в школе тоже приходилось несладко?
– Иногда. – Я промолчал о том, что, по сути, мало что изменилось. – Некоторым просто не нравятся персы. И любые выходцы с Ближнего Востока.
– Мне жаль.
– Ты ни в чем не виновата.
Мама отвернулась к окну и заговорила, не переставая в задумчивости перебирать мои кудряшки:
– Знаешь, когда я только приехала в Америку, про меня тоже говорили всякое. Особенно после событий 11 сентября. Наверное, со временем я просто к этому привыкла. Изо всех сил изображала из себя белую. Вот почему я не учила тебя фарси, хотя стоило бы.
