По глазам я понял, что Леночке просто жаль меня, и она врёт. Пробормотав слова благодарности, я вылез из-за стола и подошёл к имитации окна. За спиной процокали каблучки и тихо закрылась дверь.
— Вот только давай без этого? — попросила Вересаева. — С Леночкой понятно, юная барышня, а ты чего раскис? Ты опер, каждый день жизнью рискуешь, на неделю вперёд не загадываешь. Тебе эти полгода — как иным целая жизнь. Тем более, ничего смертельного не случилось. Поживёшь на поверхности, как обычный человек.
Врёт она. Не будет у меня полгода. Выгонит раньше, как только почувствует, что я меняюсь. Я бы выгнал.
— Знаете, Елена Владимировна, что в нашей работе сложнее всего? Когда толчёшься каждый день среди колдунов и монстров?
— Знаю, Стожар. Сложнее всего — оставаться человеком.
— А вот и нет. Я только сейчас понял. Стать одним из них ты всё равно не сможешь. Поэтому самое сложное — это хотеть оставаться человеком.
Не оборачиваясь, я почувствовал, как её губы разошлись в улыбке поверх янтарного мундштука.
— Я подумаю над этим, Стожар. Позже.
— Кстати, что у вас опять с ковром?
— А что такое?
— У него снова узор поменялся. Не хватает трёх полос в этом углу. Здесь цвет другой. А этого всего в прошлый раз не было.
— С ним такое бывает. Я иной раз его даже побаиваюсь. Но сейчас у нас нет времени коврами любоваться. Ну-ка, возвращайся за стол и расскажи мне в деталях, что за информацию по Буньипу вы нарыли?
Через полчаса, когда я выходил из кабинета, плотный сизый дым обхватил на секунду моё тело. Но словно передумал и поспешно выпустил в коридор.
* * *
Трансформаторный зал гудел. Но я же сам, лично заходил четверть часа назад в щитовую, опустил там ручку рубильника и отсоединил клеммы проводов! И табличку повесил с черепом и молнией: "Не включать! Работают люди!"
— Чувак, мне страшно! На самом деле страшно. Что за этой дверью?
— Таракан. Ничего такого, просто таракан.
— Таракан в трансформаторе?
— Да это не трансформатор. Камуфляж, не обращай внимания. Нам дальше надо. А тут — просто таракан.
— Ты уверен? Ты слышишь этот скрежет? Чтобы издавать такой звук, одного таракана мало. Надо, наверное, тысяч сто.
— Немножко больше. Полтора миллиона.
— Что?! — у меня натурально отвисла челюсть. — Вы держите в метро огромную колонию тараканов, да ещё и считаете их?
Сфинкс взял меня под локоть и потащил прочь от двери.
— От тебя слишком много эмоций. Он их чувствует и будет нервничать.
— Он?
— Он. Таракан. Мы не считали, это он сам так оценивает свою численность. Плюс-минус сотня тысяч, у него рождаемость и смертность — переменная с плавающим коэффициентом.
