Линии Леи | страница 110



— Он что, знал, где у нас камеры стоят?

— Возможно, — сказала Вересаева.

— Но не обязательно, — поспешил добавить Затяжной. — Камеры в темноте излучают в инфракрасном. Возможно, слизень способен видеть этот свет. Он попросту избегал его.

— А возможно, что не способен. Это надо уточнить. В противном случае, получается, что уже второй раз за этот месяц инор… путешественники осведомлены о наших защитных системах. Заметьте, Стожар, оба раза в эту историю встреваете вы.

Я решил не реагировать на эту сентенцию, потому что подозревал в ней очередную проверку своего здоровья. Вместо ответа я подошёл поближе к изображению слизня на стене.

— Только хвост в кадре. Как вы его вообще разглядели?

— Просто знала, куда смотреть, — пояснила Вересаева. — Иногда, чтобы увидеть на записи по-настоящему ценную информацию, надо смотреть вовсе не в центр экрана.

Мой переутомленный мозг выделил эту фразу. Эхом она прозвучала под черепушкой ещё раз, а потом снова.

— Ай да Аллардайс! Вот, значит, какой клад ты мне решил показать? — прошептал я.

Потому что понял, в каком месте допустил ошибку: смотрел в корень и не увидел главного.

Брехун

Ребенок лет пяти стоит у дверей вагона, пританцовывает.

(Тонким голоском): Организмик-организмик, потерпи, пожалуйста!

(Ниже, почти басом): Постараюсь, хозяюшка!

(Тонким голоском): Нельзя при людях описаться, ты уж держись!

(Басом): Понимаю, хозяюшка, как можно!

Подслушано в метро.

Проверить догадки удалось только через неделю. Раньше не вышло. Первые три дня мне вообще было запрещено появляться на работе, Вересаева после припадка насильно отправила в отгул и под угрозой увольнения запретила приближаться к метро.

На четвертый день я вышел на линию, но смена выдалась очень уж суматошная, отлучиться нельзя было ни на минуту. И после этого свой пятый "отсыпной" день я и вправду проспал. Ругал, иной раз даже нецензурно, сам себя, но сил подняться с дивана и съездить в отдел мониторинга за целый день не нашёл.

Ну а на шестой день, добравшись всё-таки до нашего заветного подземелья, услышал неутешительные новости. Все видеоматериалы по суициду на Киевской засекречены и переданы на хранение лично замдиректора, без снятия копий.

Передо мной встала дилемма: либо обращаться к Вересаевой и волей-неволей посвящать её в свои планы, либо идти на поклон к другому человеку, единственному, способному мне помочь. Встречи с ним я боялся и избегал, потому что чувствовал себя виноватым. И обязанным многое объяснить. А как это сделать, я не представлял.