А я даже не знаю, не зря ли я сел в эту машину.
"Рыжий, тормози!" — через половину секунды соображаю, что Эрнандес написала это мне лично, а не в чат. — "Ты же сам собирался защищать Айю! Я же своими глазами видела!".
"Да. И?".
"Так она сейчас очень внимательно наблюдает за тобой: сразу несколько расширений, очень серьёзный фокус!".
"Зач ты мн эт гвршь?".
"Чтобы ты был в курсе. Она не будет тебя ни удерживать, ни уговаривать — просто сделает выводы! Усиленная работа мысли на твоей физиономии понятна даже натуралке Хамасаки, не то что нам. Считаю, ты должен знать: если сейчас будешь жалеть о том, что ты здесь — у этого может быть свой результат".
"Эт мнплция".
"Нет. Ты просто не в курсе всех раскладов — а иногда нужно просто верить своим. Дальхис — не сумасбродная идиотка, просто она считает на десятки шагов вперёд".
"Мне раньше не приходилось участвовать в убийстве человека".
"Тебе раньше приходилось быть человеком, которого убивали или чуть не убивали!" — Эрнандес фыркает, разрывает соединение и рассерженно отворачивается к окну.
Видимо, Дальхис — имя сеньоры Мартинес-старшей?
— Более чем, — тем временем она же утвердительно отвечает на вопрос моей опекунши. — Если позволите...
— НЕ ЗДЕСЬ! — Тику наконец прорывает. — Дети!
— У нас же нет от них секретов? Да и в свете грядущих изменений им ещё придётся, возможно, слышать и видеть и не такое?
— И тем не менее.
"Идиот" — сердито выдаёт Мартинес.
А затем утыкатся носом мне в плечо и начитает реветь, как маленькая.
"Это манипуляция" — у меня даже выходит не сокращать слова.
"Иди нахер!" — Айя непоследовательно бросает ладонь мне на плечо и притягивает к себе.
"Целуй! Идиот!" — а это Миру.
Хренасе. Что происходит?
Матери озадаченно замолкают и в четыре глаза таращатся на нас.
Вижу не очень хорошо, но Мартинес-старшая, кажется, нервничает больше японки.
Айя ещё добрую минуту или две вздрагивает, увлажняя плечо моей рубашки. Эрнандес с виноватым видом вздыхает и смотрит вперёд по ходу движения.
"Кретин. Хотя бы обними её нормально!" — продолжает наседать младшая Хамасаки.
Целоваться при всех стесняюсь, но этот пункт выполняю. Хотя всё равно не по себе: ощущение как на витрине.
Через пару минут моя одноклассница наконец успокаивается и отрывает лицо от моего плеча:
— Пошли выйдем? Мам, ты в суд без меня съездишь.
— Уверена? — родительница одноклассницы отчего-то начинает ассоциироваться с присевшей в траве пумой.
— Да. Чего нам с вами теперь тащиться? Претензии ко мне за оторваные пальцы неожиданно утратили актуальность, сама разведёшь, — на моей памяти Мартинес впервые шутит неудачно.
