Посередине стоит большой ящик с различными инструментами, которые я редко использую; в нем хранятся стамески разных видов, фигурный молоток, куча отверток, ручная пила, шпатель, лобзик, рубанок, угольник, циркуль, рашпиль, напильники, три рулетки, тиски, клещи, кусачки для проводов и большое количество болтов. У меня есть и еще один ящик с инструментами, поменьше, я держу его под мойкой или в багажнике машины. В нем у меня молоток-гвоздодер и отвертки всех форм и размеров. А еще дрель, первый инструмент, который я купил после того, как познакомился с Гудрун. Мы сняли квартиру в подвале, и там оказался никуда не годный пол; я почитал, как класть паркет, и заменил его сам. Потом я научился класть плитку, клеить обои и менять трубы. Я думал в метрах длины и ширины, сто семьдесят на восемьдесят или девяносто два на шестьдесят два. Я полностью согласен с мамой, что легче выразить в цифрах страдание, чем тоску, но, размышляя о красоте, я тем не менее думаю о 4252 граммах и 52 сантиметрах.
В самом дальнем углу я натыкаюсь на аккуратно заклеенную скотчем истрепанную картонную коробку, на ней черным фломастером написано «ВЫБРОСИТЬ». Если я правильно помню, эта коробка уже предназначалась на выброс в предыдущие переезды, так что она постояла закрытой не в одной кладовке. Но почему же она тогда здесь? Я достаю из ящика с инструментами нож для линолеума, разрезаю скотч и поднимаю крышку. В коробке, похоже, в основном мои старые университетские учебники. Я вынимаю «По ту сторону добра и зла» Ницше и роюсь в куче машинописных листов и записей. В середине коробки коричневый конверт. Открыв его, достаю пожелтевшую статью в память об отце, вырезанную из газеты двадцать семь лет назад. Ее автор, папин друг, выразив искренние соболезнования вдове, упомянул также двух сыновей. Логи, точная копия отца, без пяти минут дипломированный экономист, и Йонас, первокурсник философского факультета, унаследовавший от матери склонность к музыке. Я подумал о том, что всего через две недели мне исполнится столько же, сколько было отцу, когда он упал на пороге. Может быть, наследственная болезнь заберет мое беспокойство?
— Из окна кухни я увидела, как твой папа идет на трясущихся ногах, и решила, что он пьян, — рассказала мама. — Когда я вышла, он уже лежал на тротуаре. Его увезли, а я осталась одна.
Некоторые не следуют за тобой до конца, — добавила она.
Тем же вечером мама вытащила из шкафа все папины рубашки, сняла их с вешалок и положила на кровать.
