Они приехали туда ровно через месяц после сентябрьской резни, которую кровожадная чернь устроила в тюрьмах, где держали защитников короля, священников и знатных дам. Город удовольствий превратился в кладбище. Тайный ужас накладывал печать на уста, в потухших взглядах сквозила подозрительность. И тем не менее молодая пара не сразу осознала, насколько всё серьезно, и возобновила старые знакомства. Круг общения Мостовского теперь состоял из депутатов-жирондистов, которые запоздало раскаялись в своих ошибках и проповедовали умеренность и добродетель. Княгиня Любомирская видалась с писателями и художниками – остатками «приличного общества»; Тадеуш ввел ее в салон республиканки Манон Ролан, ставшей ярой противницей якобинца Робеспьера.
Надо было уехать сразу, но они остались – даже после казни Людовика XVI, 21 января девяносто третьего года. Они почему-то думали, что им-то ничто не угрожает, ведь это внутренние дела французов. Розалия даже ездила в замок Лувесьен к госпоже Дюбарри – бывшей фаворитке Людовика XV, носившей траур по герцогу де Коссе-Бриссаку, отрубленную голову которого вбросили в ее гостиную через окно. Но вот на трибуну Конвента прорвался поляк по фамилии Турский, назвался членом революционного сейма Польши и сделал резкое заявление против трех держав, урвавших себе куски от его Отечества, особенно грубо выразившись в адрес императрицы Всероссийской. Каков провокатор! На следующий же день Мостовский напечатал в «Универсальном вестнике» рекламацию за своей подписью, открещиваясь от Турского и опровергая его принадлежность к польскому сейму. Он был тогда уверен, что таким образом обезопасил себя и Розочку… Но 1 апреля революционный генерал Дюмурье перешел на сторону австрийцев; всеобщая подозрительность переросла в паранойю; якобинцы объявили войну жирондистам, требуя установления Террора, те из последних сил сопротивлялись анархии… В начале лета по всей стране начались восстания, изгонявшие жирондистов из Франции – или сживавшие со света; в конце июня была принята Конституция. Убийство Марата Шарлоттой Корде подлило масла в огонь: якобинцы начали охоту на умеренных и аристократов – французских и иностранных. Мостовского арестовали, потом выпустили, снова арестовали. Только дружба со стороны комиссара полиции по имени Руслен помогла ему выйти на свободу. Устав от постоянного страха и тревоги, Тадеуш мечтал теперь только об одном – вернуться на родину, к своим пенатам, к мирным полям. И Розалию он побуждал уехать, но…
