Польский бунт | страница 70
Есть женщины-девочки, которые никогда не становятся взрослыми. Жизнь для них – игра, дети – куклы, которыми можно поиграть и бросить, когда надоест. Они привыкли, что их все любят и ласкают, а за проступки разве что пожурят или оставят без сладкого. В Париже она словно попала в страшную сказку про людоедов, злых ведьм и разбойников, но ведь в сказках всё заканчивается хорошо: появляется храбрый рыцарь и спасает прекрасную принцессу. Мостовский не был храбрым рыцарем. Едва получив паспорт, которого пришлось дожидаться несколько месяцев, он тотчас уехал, и вовремя: через несколько дней на его опустевшую квартиру нагрянули якобинцы. Не застав его, они арестовали княгиню Любомирскую.
В бумагах госпожи Дюбарри, арестованной в сентябре по доносу бывшего пажа, нашли два письма от Розалии, в которых она выражала сочувствие Марии-Антуанетте, разлученной с детьми, заключенной в тюрьму и подвергающейся всяческим унижениям. Бывшую королеву казнили 16 октября; голова мадам Ролан скатилась в корзину девятого ноября. На эшафоте Манон воскликнула: «Какие преступления совершаются во имя свободы!» Через месяц туда же приволокли госпожу Дюбарри…
Мостовский не знал об этом: в Труа его снова арестовали, и если бы не заступничество Эро де Сешеля, одного из авторов Конституции, случайно оказавшегося в этом городе, его, наверное, тоже казнили бы. Вернувшись в Варшаву после всех этих злоключений, он сразу отправился к барону Игельстрёму и честно обо всём рассказал, объяснив свои поступки и заверив в невинности своих намерений. Барон поверил ему и отпустил в свои деревни. Две недели прошли в блаженном покое. Всего две недели… Спаситель-Руслен, которого благодарный Мостовский пригласил к себе в Польшу, решил воспользоваться этим приглашением, чтобы самому избежать гильотины; его письмо перехватили люди Сиверса, находившегося тогда в Гродно. Каштелян рачёнжский – якобинец! Его арестовали, нашли в его бумагах письмо от поверенного в Париже с упоминанием вещей, оставленных на сохранение, а также старые письма княгини Любомирской и жены Мостовского, урожденной Радзивилл, в которых они сокрушались об участи Польши. Олимпия давно жила в Вене; брак с ней был ошибкой: Тадеуш женился на ней по капризу в двадцать один год, наперекор родителям… Мостовского снова посадили в тюрьму, и он провел там три месяца, пока императрица Екатерина не повелела Игельстрёму освободить его. Барон потребовал от Тадеуша расписку в том, что он ненавидит французских якобинцев, не станет распространять их взглядов в Польше и, сделавшись подданным Ее Императорского Величества, постарается угождать ей своим поведением. Это было в начале февраля девяносто четвертого…