Сын вдруг обратил внимание на то, что ест суп оловянной ложкой. Удивился, присмотрелся – столового серебра как не бывало, все приборы оловянные, кувшинчики глиняные, солонка деревянная.
– Папа, а куда всё делось?
– Да как же, сынок, – с деланным спокойствием отвечал ему пан Рудницкий, послав выразительный взгляд жене, – вышел приказ все золотые и серебряные предметы сдать в недельный срок. Обменять на облигации.
– И ты сдал?
– А как же, – не моргнув глазом, сказал отец, который сегодня рано утром запихал все блюда, ложки и солонки в большой сундук с двойным дном. – В накладе не останемся: после войны по облигациям деньги свои обратно получим, да еще и с лихвой. И налоги теперь есть чем платить.
Жена Рудницкого потупила глаза, машинально мешая похлебку в своей тарелке.
– Я горжусь тобой, папа! – прочувствованно сказал Петрусь. Потом вдруг вспомнил: – Можно ведь и монеты сдать! У нас еще остались?
– Остались! – почти выкрикнул пан Рудницкий, начиная закипать. – А с чем мать завтра на рынок пойдет? За бумажки, что ли, ей молоко, мясо, яйца, меду продадут? Или вон кофию, который ты по утрам пить любишь?
Мать всплеснула руками и выбежала, будто что-то позабыла на кухне. Петрусь положил ложку.
– Ты прав, папа, – сказал он упавшим голосом. – Мы слишком роскошно живем. Не как настоящие патриоты. С завтрашнего дня я не буду пить кофе.
* * *
Колокол звенел однотонно, уныло, тревожно, как будто отсчитывал минуты, остававшиеся до страшного конца. Кто-то постучал с улицы в окно; Огинский распахнул створки.
– Казаки! – прокричал ополченец. – Скачут сюда, и десяти верст не будет!
Члены порядковой комиссии мигом прервали заседание, вскочили из-за стола и поспешили к выходу. Огинский пытался их остановить, говоря, что, возможно, это ложная тревога – откуда взяться казакам в пятидесяти верстах от Варшавы? Один из комиссаров обернулся к нему, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и вышел: время дорого.
Три недели назад Огинский с легкостью получил от Костюшки разрешение выехать в свою деревню Соколув под Варшавой, на Гродненской дороге: граф считался добровольцем и не был обязан неотлучно находиться при армии, да и на литовском фронте затишье. Начальник тогда еще не знал о поражении Сераковского. Но отдых среди буколических пейзажей продлился недолго. Члены комиссии спешно грузили на подводы, какие удалось достать, поветовую кассу и товары со складов. Время поджимало, казаки приближались, подвод не хватало – забрав то, что успели, выехали в Венгрув.
