Польский бунт | страница 127
Всегда помните, что эти страдания (если так можно назвать жертвы, приносимые Родине) – кратковременны, но как раз ими и будет вымощена дорога к свободе и независимости страны, когда вам будут уготованы вечные дни славы и счастья.
Сегодня, как никогда, необходимо срочно удвоить наши усилия для спасения Родины, а правительство, со своей стороны, должно сделать всё возможное, чтобы облегчить участь граждан. И поэтому комиссиям по поддержанию порядка я настоятельно рекомендую убеждать и заверять людей в том, что всё их имущество останется в целости и сохранности и будет взято под защиту правительства. Крайне важно, чтобы незамедлительно оплачивались все ценности, передаваемые поляками по требованию конституционных законных властей. И, наконец, вы должны быть абсолютно уверены в том, что все ныне возложенные на вас обязательства будут отменены после войны. Тогда же избранные вами представители учредят Национальное собрание. Оно и сформирует такое правительство, какое вы пожелаете, и которое обеспечит вам спокойную жизнь и благополучие».
Холера ясна! Пан Рудницкий скомкал газету, но тотчас передумал, расправил, потом сложил вчетверо и спрятал под пресс-папье: пусть полежит пока, только на глаза не попадается, а уж потом, когда Петрусь про нее забудет, он ее в огонь…
Ведь как задурили голову молодежи, канальи! Старший, Юзеф, бредит Костюшкой, записался в армию и отправился «сражаться за Отечество». А того не соображает пустой своей головой, что если с русскими не сладила польская коронная гвардия, сызмальства военному делу обучавшаяся, куда на них ему-то, неделю назад взявшему в руки ружье? А от младшего только и слышишь: Коллонтай да Коллонтай. Этот Коллонтай, чуть только жареным запахнет, сразу ноги в руки – и за границу удерет, так все патриоты поступают, а нам-то здесь оставаться. Развесили уши, олухи: нынешние конфискации временные, зато потом верных сынов Отечества наградят землей из государственных вотчин и по облигациям с лихвой рассчитаются… Тьфу! Строил индюк планы на воскресенье, а в субботу его съели.
Жена заглянула в комнату: Петрусь пришел, можно садиться за стол. Вот ведь… Раньше, в былые-то времена, рыбы да дети голоса не имели, а теперь приходится опасаться, что собственный сын донесет на тебя как на плохого патриота и изменника Родины. Пся крев…
Петрусю только шестнадцать, но он строит из себя взрослого. Рассказывает за столом, как они учились бросать гранаты. Жаль, что нет у него денег на коня, а то бы он записался в конницу, в гусары, и подался к Мадалинскому. Но в кавалерию без своего коня не принимают, только на фураж деньги выдают. Отец засопел, но сдержался.