- Черчилль и Сталин...? - задумчиво промолвил он.
- Да, Рейнхард! Черчилль и Сталин, это те личности, которые даже взаимную неприязнь могут отложить на некоторое время, только ради того, чтобы объединившись, уничтожить Третий Рейх. Включите радио, Рейнхард и вы услышите среди фанфар и речей Гитлера сообщение о том, что Великобритания с сегодняшнего дня будет поддерживать русских в войне против Гитлера. Еще вчера Черчилль видел в Сталине вероятного противника, а сегодня он видит в нем человека, посредством которого он сможет привести свою страну к победе над национал - социализмом.
- Этот пропойца, судя по всему вас, сильно напугал своими речами. Вам меньше нужно слушать речи этого диалектика.
Канарис, чуть склонив голову, посмотрел Гейдриху в глаза.
- Не считайте меня трусом, Рейнхард. Но мне действительно страшно. В последнее время мне кажется, что удавка затягивается на моей шее. Снять ее я уже не могу. И вы - единственный человек, которому я могу сказать эти слова. Вчера я еще надеялся, что все обойдется, что кто-то образумит этого человека. Я ошибался. Сегодня уже ничего нельзя повернуть вспять. Победы вермахта на востоке, безусловно повысят престиж фюрера, но как долго сможет наносить Германия сильные удары по этому противнику? Я слышу, как часто все говорят о скорой победе над большевиками, но я чувствую, что они боятся, - Канарис замолчал. Во глазах его, казалось, смешаны были в невероятной какофонии различного рода эмоции: азарт, растерянность, злость, брезгливость... А еще в этих глазах был страх. Страха было так много, что Рейнхард, неожиданно для себя, отступил на шаг назад и отвел взор в сторону.
- Все боятся, Рейнхард, - прошептал Канарис, - Даже Геринг! Он смеется, говорит какие-то глупости, слушает доклады и потирает руки в предвкушении скорого конца того, что Фюрер называет "блицкригом". Но это уже не тот Геринг, которого я знал прежде. Это другой человек, который боится неизвестности...
Рейнхард позволил себе улыбнуться. Наполнив стакан водой из графина, он возвратился к тому креслу, на котором сидел некоторое время назад. Потом обратил свой взор на висящий над головой адмирала портрет прусского короля Фридриха Второго. Смотреть в глаза Канарису он не желал, опасаясь снова увидеть в них то невообразимое смешение чувств, от которого ему становилось не по себе.
- Геринг был трусом последние двадцать лет, - сказал он, - Всю свою доблесть он оставил где-то в небе Германии, еще до возникновения Веймарской республики. Сегодня эта бочка с жиром достигла слишком больших высот, чтобы упасть на землю и расплескаться. Вы обратили свой взор..., - Рейнхард на мгновение умолк, - не на того человека... Сомнительны ваши слова, Вильгельм.
