Время - что же это такое? Великий французский поэт, Поль Клодель полагал, что время, это смысл жизни. Возможно, он был прав, этот поэт. Но человеку, о котором пойдет речь ниже, время казалось всего лишь пустотой, которую необходимо было заполнить разного рода деятельностью: спортом, искусством, работой, сексом. Время, - полагал он, - это бурная река, которая поглощает человека, не оставляя ему иного выбора, кроме как плыть вперед, против течения, не отдаваясь во власть влекущих его волн. И только сильные духом люди могут достичь берегов, в бесконечном этом временном потоке, дарующих простым смертным власть и состоятельность. И лишь персоны, способные поступиться своими принципами, получают возможность здесь, на земле, стать подобными божествам Асгарда. Единственная проблема, которая возникает при этом, заключается в том, что личность, обратившись в бога, утрачивает всякие человеческие качества, но взамен, неизбежно приобретает неприязнь и презрение к человеческому роду.
'Мизантропия... Странное слово. Кто его придумал? Римляне? Нет, кажется греки... Да, греки', - подумал Гейдрих, отворяя дверь в просторное светлое помещение. Он уже хотел переступить порог, когда увидел сидящего в мягком кресле, у самого окна, седоволосого человека. Мужчина был одет в гражданскую одежду, но одежда эта, казалось, подходила ему, куда в меньшей степени, чем военная форма. Едва завидев Гейдриха, он улыбнулся. До чего же противная улыбка! Так, наверное, могли бы улыбаться хищники, наблюдающие за своей жертвой. Впрочем, мужчина этот имел право на подобные гримасы, поскольку он являлся одним из тех людей, со мнением которых Гейдрих вынужден был считаться. Человек, сидевший в кресле у окна, являлся руководителем военной разведки и контрразведки Германии, Вильгельмом Францом Канарисом.
- А, Рейнхард, - тихо сказал он, - Здравствуйте.
- Здравствуйте, Вильгельм, - произнес Гейдрих, заходя в помещение, закрывая за собой дверь, - Вы позволите мне удивиться?
- По поводу? - поинтересовался Канарис.
Рейнхард, помедлив с ответом, сел в кресло напротив Канариса.
- В этот знаменательный день вы должны быть при параде.
- Шутите? Я предпочитаю называть сегодняшний день одним из самых трагичных в истории Германии. Мне, скорее, следовало бы одеться в траур.
- В таком случае, вас следовало бы судить, Вильгельм.
- За за что же? Я совершил какое-то страшное преступление?
- Нет, - улыбнувшись, произнес Рейнхард, - но, конечно же, совершите. Вы уже на пути к тому. Вы пессимист, друг мой. Более того, вы часто меняете цвет лица. Вчера вы были бледны. Сегодня вы черны как туча. А ведь именно сегодняшний день наши потомки будут почитать, и называть переломным в истории всего Рейха.
