— Я хочу сказать — на места, откуда они начали движение.
— Понятно! — буркнул генерал.
— Мы, таким образом, не будем их разыскивать по всей равнине, а подождем на месте. Партизаны или наткнутся на кордон или будут вынуждены остаться внизу. Если они останутся внизу, днем мы их так или иначе выловим. А если наткнутся на кордон…
— Правильно! — одобрил генерал. — Действуйте!
К тому времени, когда воинские части преградили дорогу в горы, уже давным давно рассвело. Генерал, не дожидаясь сообщений, сам отправился на проверку. Пока мощная военная машина везла его в направлении гор, Козарев невольно задремал. После трудной бессонной ночи он не казался уже таким подтянутым. Куда девалась его представительность, его юношеский румянец? Начальник штаба, сухопарый, молчаливо-меланхоличный офицер в пенсне с безукоризненно протертыми стеклами, бросал полупрезрительные взгляды на отвисшую губу начальника и все больше замыкался в себе. Солнце поднялось уже высоко и освещало широкую равнину, лежащую по обе стороны шоссе — по-утреннему тихую, прохладную, с желтеющими кукурузными нивами и голубоватыми виноградниками, среди которых виднелись шалаши и небольшие белые домишки. Крестьян в полях почти не попадалось, но зато все чаще и чаще встречались жандармские и полицейские патрули и усиленная охрана при въезде и выезде из сел. Машина проносилась мимо них на бешеной скорости, и все же, привлеченные золотом погон, служители власти успевали увидеть спящего генерала. Подполковник не знал куда деться от досады — на его костистом лице проступила краска стыда. К счастью, в одной из деревень шофер врезался в гусиное стадо, которое как раз пересекало дорогу, поднялся ужасный шум и гвалт, и генерал, наконец, открыл свои голубые, по-детски глуповатые со сна глаза.
— Где мы? — спросил он и бесцеремонно зевнул во весь рот.
— Приближаемся, господин генерал, — сухо ответил подполковник.
Проверка подняла настроение Козарева: короткие, обрывистые команды, рапорты командиров, щелканье каблуков, яростное «здравия желаем», которым солдаты и офицеры словно старались загладить свою вину, влили спокойствие в генеральское сердце, несколько смягчили его, и он пустил в ход лишь малую толику заготовленных им заранее громогласных истерических угроз. Что касается штабиста Сюлемезова, то сердце его не было столь податливым, как у бравого генерала, и он заметил то, что ускользнуло от поверхностного взгляда начальника: невыспавшиеся и враждебные лица солдат, их разболтанную походку и неряшливый внешний вид, брошенное как попало оружие. Для генерала это были всего навсего солдаты — «орлы», «ребятушки», «молодцы», как он любил к ним иногда обращаться. Он не думал, не мог себе представить, что раньше они не были солдатами, что вскоре вновь перестанут ими быть. Но подполковник Сюлемезов, который присутствовал недавно на процедуре переодевания новобранцев в военную форму, отлично знал, что под каждым солдатским мундиром скрывается обыкновенный рабочий или крестьянин, человек, оставивший дома семью, бросивший работу в мастерской или на поле, чтобы болтаться теперь впустую по бескрайней равнине. Когда генеральская машина, вздымая клубы белесой пыли, повернула в околийский центр, подполковник совсем ушел в себя.
