Человеку нужен лебедь | страница 38

Сергей растерянно махнул Макару Андреевичу: не надо, мол. Но тот, потрясая кнутом, словно готовясь к удару, приближался. Федор осуждающе покачивал головой, глядя на Максима.

— За мазок положено бить стрелка, — сказал Саенко. — Но… победителей не бьют, да? — Макар Андреевич обвел всех взглядом. Сергей радостно, а Федор согласно кивнул. Саенко подчеркнул: — Да, того, кто был в Берлине, бить неудобно, — и строго закончил: — Но победителям не положено и мазать! Так я говорю, верно понимаю?

— Верно, Макар Андреич, — и Максим нагнулся.

…До позднего вечера тешились загонками охотники. Ложился в цепь и Макар Андреевич вместо Кравченко. Как я вам и говорил, по дичи Саенко не мастак — промазал. Федор с удовольствием врезал ему кнутом.

Последним гоном Саенко поднял дудаков далеко от стрелков, и дрофы налетели только на одного Федора. После неудачного дуплета он сорвал шапку и закинул в бурьян. Сергей, подойдя к нему, вытащил из своего кармана еще дома приготовленную запасную шапку, накрыл голову Федора, укорил:

— Когда уж ты сам будешь брать запасную шапку?

Это до слез обидело Федора, он ни слова не промолвил за весь дальний путь до фермы. Приотстав и поманив к себе Максима, Сергей рассказал о давней привычке Федора Захаровича Кравченко. Промажет по птице или по зверю и, где бы он ни был — в море или в степи, — сорвет шапку и швырнет наотмашь. Много уплыло Федоровых шапок, немало потерял он их в бурьянах и зарослях. Лишь последнее время он стал привязывать ее шнурком к поясу. А то ведь двойной убыток: добычу не взял, а шапки лишился.

В весенний день, когда клен уже выкинул сережки цветов и шумит яркой листвой, а на акациях только еще лопнули почки, когда травы — зеленые и сочные, а их цветы еще не выгорели от солнца и без полутонов, когда по степям ветер еще не вихрит маленькими смерчами придорожную пыль, — мы с дедом Ларионом сидели около костра на опушке молодой лесной полосы. Теплый ветерок еле-еле колебал дым, а у деревьев совсем замирал и даже не шевелил листьев.

Ларион — старик низкорослый, щуплый. Брови у него редкие, с волосинками длинными и рыжими, глаза маленькие и быстрые, дед курнос, бороду бреет, усов не терпит даже у друзей. На здоровье не жалуется, в охотничьих походах изобретателен и удачлив. На селе, что протянулось одной улицей вдоль протока Мечетного, известен сызмальства как заядлый спорщик, за что, по рассказам односельчан, когда-то Лариону попадало часто и помногу. Влетало и от рассердившегося соседа, и даже от ласковой и доброй жены. Никто не утверждает, что он каким родился, таким и остался, доживая семьдесят седьмой год. Самостоятельную жизнь Ларион начал лет с семи подпаском. Знавал нужду, за горем и бедой к чужим не ходил — своей по маковку хватало. Попробовал солдатской доли на сопках Маньчжурии, Георгия имел. Не последним вступил в колхоз, хотя за споры чуть не попал под выселение. Сейчас заведует конефермой, рысаков выводит таких, что заглядишься, даже лихие конники себе места не находят от восторга. Судит Ларион о людях и вещах здраво, любитель подшутить над доверчивым слушателем, но не обидно. А вот в споре зарывается, может наговорить такого, о котором ему завтра и не напоминай.