– Я тоже, – поддакнули Лена с Любой в один голос.
– А я тем более, – сказал Дмитрий. – Просто знаю об этом не понаслышке. Военные, видимо, всё никак не успокоятся, для них биологическое оружие – всё равно что опасная игрушка. Наверное, кого-то из генералов там, наверху, такие забавы сексуально возбуждают!
– Мне послышалось, «геералов», – сострил Вячек и все поддержали его шутку, нервно хохотнув.
Катю Сметкину, впрочем, его скабрезный юмор ничуть не зацепил. Пока шёл этот путанный разговор, она незаметно отодвинулась подальше от всех в самый дальний сумрачный угол, потому что дикая боль неожиданно вернулась к её воспаленным глазам с утроенной силой. Даже скудный свет ненастного полярного дня в этот момент крайне неприятно подействовал на глаза, так что ей снова пришлось их зажмурить, хотя ещё минуту назад она не испытывала никаких проблем.
Это было похоже на внезапный приступ неизвестной болезни. Как только она закрыла глаза, у неё закружилась голова, к горлу подкатила тошнота и, теряя сознание, она сползла по стене на пол.
Заметив это, Чирковская с испуганным криком бросилась ей на помощь. Следом подбежал и Фридман, перевернув девушку на спину и пальцами осторожно приподняв ей веки. То, что он увидел, ему крайне не понравилось. Радужная оболочка изменила свой цвет на какой-то мутно бледный, почти молочный, причём это произошло сверхъестественно быстро и уж точно не могло быть обычным симптомом снежной болезни. В этом было что-то аномальное.
Он пошлёпал её по щекам, пытаясь привести в чувство и громко спросил:
– Очнись, Катерина! Ты меня слышишь?
Катя, встрепенувшись, открыла глаза, неожиданно громко засмеялась и плюнула ему в лицо. Это вызвало оторопь у всех, кто был рядом, и они инстинктивно отодвинулись подальше. Фридман изумлённо смахнул со щеки слюну, но по-прежнему крепко держал девушку.
Внезапно Катя изменилась в лице и жалобно проговорила:
– Где все? Я ничего не вижу! Глаза жжёт, меня кто-то ошпарил кипятком? Боже, как жарко! Я вся горю!… – Она с силой оттолкнула профессора от себя и попыталась подняться без посторонней помощи.
– Ей жарко? – произнёс Павел, которого уже давно начала сводить судорога от холода.
– Где дверь? – вдруг взвыла Сметкина голосом слепой ведьмы из гоголевского «Вия», медленно двигаясь вдоль стены, поскольку действительно полностью ослепла.
Ей никто не ответил, и девушка неожиданно зарычала, будто какой-то озлобленный зверь. Никто не посмел прийти к ней на помощь, все были испуганы столь неадекватным поведением, и просто наблюдали за ней. Когда она снова повернулась к ним лицом, всем показалось, что цвет радужной оболочки глаз стал теперь уже снежно-белым, точно шарики из обледеневшего снега, магически пугающим, словно у настоящей ведьмы.
