***
Нано говорит, что защитные стекла в окнах домов и окуляры маски сильно искажают цвет солнца. Не такое уж оно и красное, скорее – рыжее. А пыль вокруг не рыжая – желтая, как песок в фильмах. А песок – вообще не песок, даже по химическому составу, если верить лаборантам из Братства.
Кстати о химическом составе. Дело вовсе не в радиации. В чем – пока не понятно даже химикам остановленного Завода, радиочастоты обходятся прогнозами и рассуждениями. Каждый поминает пауков, ржавую пыль, синюю плесень и виды биологического оружия. Вокруг развелось столько химиков-политологов.
Нано говорит, что при первом вдохе не понимаешь, то ли чихать хочется, то ли кашлять.
Что касается звуков – трава и вправду шелестит на ветру. Если заткнуть пальцами уши и пошевелить ими – пальцами, не ушами – получится похоже. Ветер нифига не свистит. Может, он был в тот день недостаточно сильным. О! Эхо. В негерметизированных домах с сохранившимися окнами и правда совершенно иное эхо. Не просто акустическое усиление звука, как в приграничных кварталах, а настоящий ревер. Прикольная штука, если орать в одного. Когда все вокруг орут гвалт получается, а не эхо.
Диван напротив кровати Нано стал для Пина родным. Чуть слева от середины он продавлен сильнее, и если развалиться поперек, как раз попадаешь задницей в яму, что многое объясняет. На одной подушке по диаметру ровно сто восемьдесят лиловых кисточек, на второй – сто семьдесят шесть, на третьей – сто шестьдесят девять и три проплешины. Окно по правую руку от дивана. Оно всегда зашторено, потому что иначе свет бьет Нано в глаза. Пину кажется, что вечера теперь начинаются с полудня.
Каждый вечер Пин слушает рассказы Нано. Внимательно, не перебивая.
Пусть говорит. Пока может говорить.
– А кирпичи, какие они на ощупь?
– Смотря какие кирпичи, – отзывается Нано. – Корпуса Института построены из трех видов…
Иногда, пересекая рыжие пыльные улицы, Пину хочется снять маску и чуть-чуть, хотя бы в пол-легкого вдохнуть ядовитый воздух, как любили говорить про алкоголь прадеды – только для запаху. Небольшая, теоретически безопасная доза, но Пин не поддается соблазну.
Если смотреть на Нано отстраненно, можно представить, что это и не он вовсе. Просто старая, облупившаяся кегля – не живое тело, усеянное мокрыми язвами, с двумя гноящимися глазами на лысом отростке.
– Я тебе завидую, – говорит Пин.
Нано сухо смеется с кровати. Сипло спрашивает:
– Заболел что ли?
– Ты теперь знаешь, ради чего жил. А я до сих пор не врубаюсь.
