***
Ветер скрипит песком на зубах. Так разошелся, будто намерен отполировать пустырь, содрав омертвевшие клетки с земельной кожи. В горле кисло-горький привкус, который и сравнить-то не с чем, Нано никогда не пробовал ничего подобного запаху чистого воздуха. «Чистый» – значит, без примесей всякой дезинфекционной химии, как говорит Грэг.
Солнце режет глаза. У двоих членов Братства на белках проступила кровавая сетка.
– Просто мы отвыкли, – отстраненно произносит Старший, глядя на горизонт. Видно, у всех об одном и том же свербит в мыслях.
– Блядь, а хуле? – Грэг волосатой рукой утирает пот с высокого лба, жмурится. – Всю гребанную жизнь под колпаком.
Его перекинутый через плечо комбинезон постоянно норовит скатиться и вот-вот напросится на ритуальное сожжение. Зря что ли Грэг забил свой рюкзак под завязку институтскими спичками?
Кроме них и девяти счетчиков Гейгера тащить из ЯЦ было нечего.
Оказывается, мелкие волоски на предплечьях тоже могут шевелиться от ветра, если он в пику раскаленной земле неприятно, как-то неуютно прохладный и покрывает кожу мурашками.
– Так нос чешется, – досадует Коренастый, скребет сгрызенным ногтем раздвоенный кончик своего огромного носа.
Нано и не знал, что бывают такие, похожие на… задницу? Сдерживать смех, чтобы не спалили даже намека на веселость – задача не из легких, но Нано старается. Озвучивать ассоциации – себе дороже, хоть Коренастый и мужик с юмором. Мало ли?
У одного из собратьев в ухе серьга. У девчонки татуировка на шее. У парня с очень темными волосами азиатские глаза.
Нано знает имена всех собратьев из рейда. И боится при случае перепутать.
Основной звук в мире – это скрип. Скрипит сухая земляная корка под протекторами, скрипит ткань болтающихся за спинами комбинезонов, скрипит чертов песок – или чем там усыпан весь пустырь? – пожалуй, самое противное ощущение от нефильтрованной атмосферы. Присев на корточки, девчонка тянется к острой траве и со скрипом переламывает тонкий стебель. Довольно хмыкает, уколовшись о копье кончика. Говорит:
– Если гладить в одну сторону… – она ведет вдоль стебля пальцем (белым-белым, и на солнце отчетливо видно, какая кожа тонкая, и как каждая складка-линия пролегает глубокой бороздой). – Он гладкий. А если в другую – шершавый. Прикольно, да?
Нано тоже отламывает себе травинку, гладит прожилки ее длинного узкого листка мизинцем, и внезапно собственные руки кажутся ему отвратительно нежными. «Не мужские совсем», – стыдится он, сравнивая с ладонями-лопатами Коренастого и Грэга, которые шагают плечо к плечу. И карманов в белье нет, чтобы спрятать хотя бы запястья.
