Отдышавшись, посмотрел на меня просветленными глазами и засмеялся:
— Ясно? То-то! — И подмигнув, вдруг закричал раскатисто и ликующе: — Мы будем ходить, воробей! Будем еще топтать землю. Всем чертям назло будем ходить! Р-раз!.. Два!.. Три!.. Только вперед и никаких гвоздей! Р-раз!.. Два!..
Он дошел до стула, неуклюже, громоздко развернулся и плюхнулся на него всей тяжестью тела.
— Уф, устал! — Поморщился и добавил: — И больно… Не привык еще… Ну, чего ты там волчонком косишься — иди сюда… Возьму стул и садись рядом.
Я выполнил его приказание. Большой вздрагивающей ладонью он взлохматил мне волосы и тихо спросил:
— Напугался… когда я упал?
— Да.
— Ну, ничего. Прости, что накричал на тебя… Знаешь, горит у меня вот здесь, — он постучал кулаком по широкой своей груди. — Горит от нетерпения… Надоело сидеть в квартире… Надоело быть беспомощным… Соскучился я по вольному свету, за город хочется, на Кинель… Эх, воробей, так хочется пройти по берегу или по нашему черемушному лесу… Черемуха сейчас должна поспевать, не ходил?
— Нет.
— Зря. Сходи. Я, бывало, как только поспеет черемуха, беру котелок и на целый день — в лес… — Дядя Вася задумчиво потер щеку, подбородок и тихо улыбнулся. — Да… Ходил по лесу целыми днями, а котелок пустым приносил. Пока дойду до дому, всю черемуху и съем… Вкусно уж больно — ешь, ешь и никак не наешься… А потом язык таким шершавым становится, что и во рту трудно повернуть… Ну, ладно, расскажи, как поживаешь… Почему не заходишь?
— Работаю.
— Это где ж?
— У Пызи. Табак рубим с Ариком…
— И как платит Пызя?
— Плохо. По рубль пятьдесят за стакан, а сам по десять рублей продает. Жадюга страшный…
Дядя Вася покачал головой. После короткого молчания сказал:
— Пызя верен себе. Когда-то был богатым человеком, купцом… После революции присмирел, а сейчас опять зашевелился, опять спекуляция… — И вдруг, оживившись, дядя Вася спросил: — А ты не спрашивал у Пызи, как Василий Иванович Чапаев однажды разговаривал с ним?
— Кто? Чапаев? — изумился я. — Неужели он разговаривал с Пызей?
— А как же? Было такое дело… Ты, наверное, не знаешь и того, что Чапаев первым приклеил Михал Семенычу новое имя: Пызя!.. Эх ты, воробей, а еще говоришь: я, я…
— Не знаю, — честно признался я. — Зовут его так все, ну и я тоже — Пызя да Пызя.
— Вот видишь… А знать тебе нужно… Хочешь расскажу?
— Конечно хочу! — воскликнул я, жадно взглядывая на дядю Васю.
— Ну, слушай тогда… Дело, значит, было так. Чапаевцы выбили беляков из города. Жестокий был бой, много народу погибло. Закручинился Василий Иванович. Собрал комиссаров да командиров полков и спрашивает их: «Что делать будем, товарищи? Наступать нужно, а полки наши поредели».
