— Чего же сидеть, проведать его надо, — неуверенно говорю я Вальке.
Валька дергает плечом.
— Проведать, — передразнивает он и вдруг, повернувшись ко мне всем телом, зачастил: — А удобно проведывать-то? Скажет, смотреть пришли, какой он без ног… Думаешь, ему не обидно? Еще как обидно-то…
Чьи слова повторяет Валька Шпик? Чужие? Не может быть. Говорит искренне, и я чувствую, что это его личное, что он потрясен несчастьем дяди Васи и много думает об этом. Впервые я увидел Вальку таким и впервые подумал: «Почему мы зовем его Шпиком? Ведь хороший же пацан и товарищ тоже хороший…»
А Валька продолжает взахлеб, проглатывая окончания слов:
— Заперся в квартире, никого не пускает… Тетя Катя Киселиха зовет его, стучится, а он молчит, не отвечает. Ты думаешь, почему? С обиды это он… с тоски. Раненые, они все нервенные…
— Какие? — не понял я.
— Нервенные, — повторил Валька и покраснел.
— Не нервенные, а нервные, — поправил я.
— Не знаю. Это Киселиха так сказала — нервенные…
Я вздыхаю: опять Валька повторяет чужие слова. И почему они липнут к нему?
Мы сидим и не знаем, что делать. Тогда я сообщаю:
— А ты знаешь, Арька себе ногу топором отрубил.
Выгоревшие белые кустики Валькиных бровей, как две мохнатые гусеницы, полезли вверх:
— Совсем?
— Скажешь, совсем… Полоснул здорово, до самой кости…
Валька отшатывается от меня, будто кто-то невидимый толкнул его в грудь, и крепко зажмуривается. Через какое-то время он, страдальчески морщась, шепчет:
— Страшно, Вась… Понимаешь, в один день — и Арька и дядя Вася…
Сопоставление ошеломляет меня. Говоря об Арике, я совсем не думал о дяде Васе. А Валька Шпик сделал такой вывод. Неужели он в этом усмотрел что-то общее?
— А кто виноват? — вдруг со злостью, сжав пальцы рук в кулаки, говорит он. — Война проклятая! Она!
— Но Арька-то на войне не был, — возражаю я. — И вообще не городи ерунду… Вечно ты что-нибудь придумаешь, фантазер.
Но Вальку трудно переубедить. Он упрямо и непримиримо твердит:
— Да, война, она виновата… Не было б войны, дядя Вася был бы здоровый, а Арька не хватил бы топором себе по ноге.
Я еще не соглашаюсь с ним — трудно согласиться, но чувствую, Валька в чем-то прав, чего-то он знает и понимает больше меня. Но раздумывать некогда, и я перебиваю его:
— К дяде Васе все-таки нужно сходить. Неужели он на нас обидится? А может, наоборот, обрадуется еще? Может, он ждет нас?
Валька замкнуто молчит, а потом вяло соглашается:
— Давай сходим, мне все равно.
