– Думаешь, сглаз или порча?
И дело, вправду, было похоже на сглаз или порчу. Потому что третий день рыдала ни кто иная, как молоденькая светлокудрая хохотушка – жена марк-графа, недавно подарившая ему сына. Предыдущая супруга сумела родить только пять дочек, и, дав жизнь пятой, преставилась. Так что рождению первенца все в графстве радовались, но тем не менее, нельзя было игнорировать подозрение, что младший брат марк-графа, уже привыкший к мысли, что мощные чресла его сюзерена способны плодить только девчонок, был крайне недоволен этим обстоятельством.
Алую позвали, Алая пришла, полчаса проговорила с графиней, и ушла торопливо, коротко бросив, что дело не терпит отлагательств и не до объяснений. А потом, пару дней спустя, вернулась с лекарством и излечила страдалицу.
В чем же было дело? А дело было в том, что однажды, разглядывая себя в зеркало, красавица марк-графиня обнаружила тоненькую морщинку в уголке рта. "Я старею!" – в ужасе подумала она, и принялась искать другие признаки увядания. И они, конечно же, нашлись: какие-то желтоватые тени у глаз, складочки на бедрах, искривленный ноготь на ноге… Утешить графиню смогла только Алая, поднеся ей волшебное, омолаживающее, зелье, под воздействием которого исчезли и морщинка, и тени, и складочки…
И только мудрая колдунья знала, что бороться ей пришлось не с признаками старости, а с ее призраком – ибо все несовершенства существовали только в воображении молоденькой красотки.
"До настоящих морщин ей придется жить еще лет пять, да родить еще пару ребятенков, – рассказывала по привычке вечером Алая лисице. – Так ведь в том и сложность! Обычные несовершенства вылечить несложно, ну, или замаскировать – как придется. А вот бороться с несовершенствами мнимыми, существующими только в голове… Тут-то и надобны грибы с глазами, так и знай"
Ну, и вы так и знайте!
Вина
– Ты не виновата, – ворчливо сказала Алая лисе, которая перевернула носом склянку со слезами веснянки. Склянка покатилась по столу, как-то очень ловко увернулась от подставленной руки, грохнулась на пол и, конечно же, разбилась.
– И я не виновата, – посыпая белым речным песком пол (если этого не сделать, то доски, смоченные разбрызгавшимися слезами веснянки, дадут побеги и не успеешь оглянуться, как изба превратится в веселенький подлесок) продолжала ворчать Алая. – Хотя могла бы поставить склянку и поглубже.
– И девка эта ни в чем не виновата, – возвратившись к зелью, бившему ключом в корчаге, бурчала под нос колдунья. – Ну, уродилась красивая, да к тому же младшая дочь, и что ж теперь?
