Первым помощником во всех делах у воспитателей стал «фулюган» Филька Жмыхов: носил, перетаскивал, прибивал, мыл. Воспитатели пребывали в радостном недоумении: «Что случилось с парнем? К пацанам не задирается, девчонок сторонится, смирнёхонько ест в столовой; по слухам, бросил курить; иногда сидит в одинокой печали и задумчивости. Неужто за ум взялся?!»
Большинство же детдомовцев, так и не дождавшись Филькиной мести новичкам, сошлись во мнении: врезали ему хорошенько, вот с него и спесь слетела. Только Одарка Коноваленко, к которой разом охладел Филька, быстро поняла чутким девичьим сердечком причину такой перемены и даже на первых порах загорелась лютой ненавистью к Павлинке. Но, заметив, что та не переступает черту обычных отношений мальчишек и девчонок и не выказывает никаких чувств к Фильке, успокоилась. Более того, сделала всё возможное, чтобы задружить с Павлинкой.
Тут начал подклиниваться к Одарке Пан-Шатковский: учуял смену пристрастия атамана. Раньше он боялся и думать об этом! Навычная к ухаживаниям, Одарка не терзалась вопросом, почему именно он: всё равно лукавого намерения спроста не проникнешь, да и явилась возможность досадить Фильке!
В школьную жизнь брат с сестрой вошли быстро. Их освободили от уроков немецкого языка – знали его и разговаривали лучше преподавателей; от уроков пения – никто из учащихся средней школы не знал нотной грамоты, а если и играл на каком-то инструменте, то по слуху; от занятий физкультурой – по просьбе самих ребят. Эти часы Павлинка и Алесь использовали для самоподготовки. Им, как и обещал, помогал директор школы Василий Васильевич – молодой, улыбчивый и многознающий человек. Усидчивость и старание ребят дали свои плоды: к концу апреля они наверстали упущенное. И дальше, наверное, пошло бы хорошо, если бы… Но всё по порядку!
Концерт художественной самодеятельности готовили вечерами. Вначале репетировали сольные номера, затем сцену занимал хор. На рояле аккомпанировала Фаина Иосифовна. Выступления Павлинки и Алеся должны были стать сюрпризом, поэтому они решили заниматься на квартире Фаины Иосифовны.
Она жила в большом мрачном старом бараке, сколоченном ещё на заре советской власти для рабочих-строителей, возводивших Лесогорск. Таких бараков было несколько и находились они на краю города. Фаина Иосифовна, как женщина-одиночка, размещалась в одной небольшой комнате с печным отоплением. Воду она брала из колонки неподалёку от барака. Пользовалась общим уличным туалетом на три двери. Печь с плитой топила дровами и углём (они хранились в одном – из многочисленного ряда – дощатом сарайчике). Единственное большое окно выходило на дорогу. По его центру комнату разделяла фанерная перегородка: в одной половине размещался диван, служивший хозяйке и постелью, комод с расположенным на нём круглым, на подставке, зеркалом и принадлежностями женского туалета, письменный двухтумбовый стол с лампой под белым стеклянным абажуром и старенькое пианино фабрики «Красный Октябрь»; вторая половина комнаты предназначалась для хозяйственных нужд. На маленьком кухонном столике стояли керосинка и электроплитка с открытой спиралью, на большом, застланном клеёнкой в белый горошек, – горка тарелок и блюдец. Над ним – настенный шкафчик с разной посудой. Единственной роскошью и, как говорила Фаина Иосифовна, «отрадой души» были титан – бак для нагрева воды – и ванна (достались в наследство от прежнего владельца квартиры – бригадира плотников) и (сработанные им же) четыре крепких – на век – табурета.
