– Вот тут, помнишь, мы встретили первого, – сказал Сашка, остановившись. – Попросили у него закурить. Помнишь, как ты подкатил к нему: «Дядечка, вы случайно не скажете, где находится Византия?» Мы его хорошо отделали... Но, к счастью, он к ментам не обратился.
Сашка щелкнул зажигалкой и закурил:
– Да, много мы в ту ночь наделали глупостей. Много. Столько горя причинили и себе, и родителям. Кстати, и тем людям, кого побили, тоже. О них, правда, я долгие годы совсем не думал. Только недавно как-то случайно мысль пришла в голову: ведь они тоже ни за что пострадали. Прикинь: идет себе человек ночью один по улице. Может, горе у него какое или радость. Или жена в роддоме рожает. Или умирает отец. И тут – какие-то ссыкуны пьяные лезут в драку. Ох, дурачье, дурачье... – Сашка выпустил струю дыма. – Что, пошли дальше?
Остановились в конце небольшого скверика.
– А здесь мы тормознули второго, того, кто сразу побежал к мусорам и фигурировал на суде как пострадавший. Мы вместе с тобой, Владя, шли по одной статье за него. Помнишь, как его звали?
– Конечно, помню.
– А Юрчик в то время погнал вперед, увидел там, вдали, последнего, третьего.
Влад вытер покрывшийся испариной лоб.
Он будто сейчас, на этом самом месте, где росли те же деревья и стояли те же дома, и пахло той же сырой землей, и такими же опавшими листьями, возвращался к себе, в свою далекую юность, к тому Владу, с кем когда-то расстался и кого столько лет тщетно искал.
– Что, пошли туда, на пригорок? – тихо спросил Сашка, не сводя с Влада прищуренных глаз.
– Да-да... Вы идите, а я здесь постою немного. Подойду через минуту, – ответил Влад.
– Дай человеку сходить до ветру, – сказал Юрка, засовывая руки в карманы. И пошел на тот пригорок. И Сашка следом за ним.
Всё они помнили – Юрка и Сашка – до последней мелочи той ночи. И всё следствие, и суд. Да как же им – Юрке с Сашкой – забыть такое? Нет, такое не забывается – семь и шесть лет в лагерях усиленного режима!
А Влад не помнил из той ночи главного. Ведь жил он далеко, аж в Америке, за океаном, и прошло уже столько лет, и слишком многое изменилось, и воды утекло в Днепре столько, что обмелела еще больше старая река.
Не помнил и не хотел помнить. Он был занят семьей, диссертацией.
Но сейчас он слышал, как затикали незримые часики над его головой. Тикают, отсчитывая с этой минуты новое время – и для него, и для его друзей.
Глотая холодный воздух, он словно бы снова видел ту сцену: вон, на пригорке с каменной лестницей, Юрка остановил какого-то прохожего. Сашка, подойдя к ним, толкнул мужчину в грудь. Завязалась драка.
