Воодушевившись, он продолжает:
– Что ж. Примерно в три часа ночи или около того Азам увидел, что подаренный мной костюм – поддельный, и кровь ударила ему в голову. Я так и представляю себе этот момент: пьяный, невменяемый двухметровый чеченец стоит перед костюмом, потрясая кинжалом, и орет «Бля-а-а-адь!», а все остальные – такие же пьяные и невменяемые – еще не понимают в чем дело, но уже навострились заряжать пистолеты и идти валить негодяя, посмевшего вызвать гнев именинника.
Я не знаю, откуда они взяли мой адрес – наверняка, пробили по своим бандитским каналам или как-то еще – но одно могу сказать точно: я почувствовал их приближение интуитивно. Видимо, какая-то нервность все же не отпустила меня до конца в тот день, и это она заставила меня поднять голову от подушки и начать вслушиваться в ночь.
За окном урчали моторы нескольких машин, хлопали их дверцы и раздавался сердитый, в несколько голосов, кавказский говор. Эти звуки заставили меня выпрыгнуть из кровати и помчаться к окну. Внизу, у подъезда, стояли, по меньшей мере, три автомобиля, среди которых я моментально узнал черную «шестерку» Азама и Мурада. Вокруг машин обретались мрачные тени. Я подсматривал за ними в щель между окном и занавеской, и то, что мне открывалось, выглядело удручающе. Не оставалось никаких сомнений, что тени допьют коньяк – они распивали коньяк там внизу, во дворе, продолжая отмечать день рождения – а потом пойдут на штурм моей квартиры.
Я всегда подозревал, что с костюмом что-то не так. Он достался мне слишком легко, и это должно было заставить меня насторожиться, осмотреть его еще раз, но… Ничего этого сделано не было, и теперь, с минуты на минуту, сюда ворвется банда разъяренных чертей.
Времени оставалось в обрез. Я рванулся натягивать штаны. Прыгая на одной ноге, полез в ящик стола за документами. Споткнулся о матрац на котором мы спали, все вместе, я и мои девчушки-швеи. Растянулся на полу. Вскочил и заметался по квартире, словно раненый зверь, не представляя, что делать дальше.
– Что случилось? – одна из девушек, сонная, приоткрыла глаза.
– Финита ля комедия, девочки, – пробормотал я, продолжая стрелять глазами по комнате в поисках путей для спасения. – Прости и прощай. Швейные машинки теперь ваши, квартира тоже, а еще сейчас здесь появятся люди, так вы постарайтесь быть с ними повежливее, хорошо?
Я услышал, как в подъезде хлопнула входная дверь, и по лестнице застучали несколько пар каблуков. Я знал этот звук очень хорошо – так стучат остроносые, черные, купленные на рынке ботинки. Эту обувь наравне со шлепками мои чеченцы предпочитали всей остальной. И я уверен: если свалить перед ними всю обувь мира – самую изысканную и дорогую, они непременно вытащат из этой огромной кучи такие вот остроносые чудовища и сразу же нацепят их, и только тогда будут рады.
