– Ю ар андер арест, мазефакинг эссхол!
Федор успевает разглядеть штемпель на документе, которым его только что пригвоздили к стенке. Он видит эти черные буквы – И-Н-Т-Е-Р-П-О-Л, и понимает что влип, но, убей, не может вспомнить за что.
Это все чертово
проклятое
будь оно двадцать восемь раз неладно
ЛСД.
Это оно впутало Федора в сомнительные делишки.
Это оно стерло из его памяти последние сутки.
Это все оно. Оно. Оно.
Федор Глухов хочет отползти назад и скребет ногами по полу, но вот незадача – сзади как раз стена, съемные московские квартирки имеют обыкновение быстро заканчиваться – и стена упирается ему в спину, и срывает отступление.
– За что? – произносит ошалевший Федор Глухов – шепотом – и сам изумляется, как печально и безнадежно у него это вышло. Словно он и впрямь замешан в кровавых преступлениях, и теперь его прижучили, взяли за мягкое место.
Человек начинает отвечать ему по-французски, очень быстро, и в ответ Федор только хлопает глазами и не может разобрать ни слова. Он очень давно хотел выучить французский, этот язык мира моды. Он говорил всем, что уже почти выучил его. Нередко он даже соглашался сходить с друзьями на показы интеллектуальных фильмов – те, которые шли без перевода, и сидел там, в тесных маленьких залах, поджав ноги, и старался делать вид, что понимает все, что говорят на экране. На самом деле он не понимал ничего. Так же, как не понимает и сейчас. И когда он хочет объяснить это ворвавшемуся к нему человеку – сказать, что он не знает языка, что ему нужен адвокат и все в таком духе – вот тогда из-за плеча человека и появляется второе лицо.
Это Карл Лагерфельд, давешний знакомый Федора Глухова. Он совсем не изменился со вчерашнего вечера – строго одет, глаза скрыты черными очками, а лицо сохраняет свое всегдашнее невозмутимое выражение. Только теперь черный бархатный галстук Лагерфельда украшен бриллиантовой брошью, а тогда – почему-то именно эту деталь Федор Глухов вылавливает из своего из 24-часового забытья – галстук украшал изумруд в серебряной оправе.
На чистейшем русском языке Карл Лагерфельд произносит:
– Для тех, кто не знает французского, перевожу. Вы, Федор Глухов, арестованы по подозрению в сотрудничестве с крупной пиратской сетью. Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на адвоката. Вы имеете право на один телефонный звонок.
– О, нет, нет, нет, – Федор пытается отмахнуться от Лагерфельда, и даже ему самому уже непонятно, что страшнее. То, что ему только что предъявили весьма серьезные обвинения? Или то, что галлюцинации вернулись?
