Сегодня тот самый день, когда всем страданиям придет конец: их заберет этот холод, пробирающий до дрожи, а если не он, то эта теплая земля у заброшенных могил или пронзительный ветер, что заботливо донесет любое тело до близлежащих скал. Мне так спокойно, мне так хорошо, ведь я наконец-то увидела все в ясном свете: меня ничто не держит здесь и никому и ничего я не должна, но никто и не обязан мне – я одинока среди людей. Как же я ненавижу вас, люди, ненавижу за то, что люблю. Я смотрю на вас: вы радуетесь, плачете, недоумеваете – вы живые, а я мертвая. Мертва уже как четыре года, именно тогда я поняла, что мне надоело играть.
Мрачный лунный свет поглощался призрачно белым мрамором города мертвых. Корни засохшего дерева обвивали большинство могил, в том числе и мою. Могу поклясться, что слышала, как стонет оно и сгорает медленно в муках, но временами затихает, осознавая всю безысходность своего положения.
– Ты же не дерево, корни не держат тебя на дохлой земле – встань, отойди от этого проблемного места, иди, живи! – кричу я себе в надежде достучаться до собственного разума.
«Николай и Анна», – раздавалась звоном в моих ушах неровно выцарапанная надпись на соседнем мраморе.
– Зачем? Зачем я прочла ее?! Забудь, забудь все на свете вместе с этой надписью, жгущей сердце мыслью, напоминающей о тепле! Тепле, потерянном навсегда.
А тем временем леденящий холод пробрался до костей, тело вздрагивало без моей воли, мозг молил меня идти к теплу – оба они не могли понять добровольной попытки дождаться смерти от холода. В этот самый момент мое Я отделилось от них: я не мое тело, и я не мой разум. Кто же я? Ведь в этот момент я больше не принимала решения, не думала – думали за меня, но было поздно: тело застыло в последнем своем движении, мысли, ранее скованные одной идеей о том, чтобы дать мне выжить, опустились в блаженство, спокойствие, которого мне так не хватало.
Меня не существовало, и только в последний миг я дотронулась до нее, она словно спала все эти дни.
– Как тебя зовут? Кто ты?
– Я – это ты. Я Паулина. Ты не хотела принимать меня, но теперь я здесь.
– И что теперь?
– Теперь ты увидишь все своими глазами.
Тот день остался лишь мутным воспоминанием, стертым до невозможности прозрачно чистой речной водой и грудой красных, хрупких от сухости, листьев.
– Паулина, ты здесь? Вставай! Не время спать, холодно же! – доносился сверху его голос.
Я лежала среди тьмы с мелкими лучами света. Он достал мою руку и потянул вверх, вызволив из темницы сна, сотканного одеялом из умиротворительно красных листьев.
