- Олимпиада Ивановна, а есть у вас в городе часовщик? - вошел в комнату прапорщик Морозов.
- А как же, служивый! Есть, как же!.. Зелихман. На Торговой живет.
Прапорщик Морозов вынул бумажник.
Когда Олимпиада Ивановна побежала к Зелихману, мы подошли к окну.
- Выйдем, что ли?
- Эй, крупа! - кричали веселые кавалеристы, колоннами проезжая по улице.- Расступитесь! Конница идет!
- Мой ход. Мой! - горячился Свечников.
- Не зазнавайся! Валет, брат, что подпоручик, дамских боится ручек... Ход твой, да взятка моя.
Свечников проигрывал.
Прапорщик Морозов размазывал ногой жидкую грязь, нанесенную в комнату сапогами. "И откуда грязь? - думал я.- На дворе жара... земля растрескалась..."
- А дома ли тетка Лимпиада? - вдруг услыхал я чей-то тонкий, в гул солдатского смеха забежавший голосок.
На пороге стояла девочка. На ней было розовое - как весенняя черешня платье. Коротенькая косичка не свисала вниз, а стояла на макушке, как опрокинутый вверх точкой восклицательный знак.
- Наташка! - догадался прапорщик Морозов и ласково улыбнулся.
- К Олимпиаде Ивановне, милая?
- К тетке.
- А ее нет!
Минутку девочка молчала.
- А у нас на дворе тоже солдаты!..
- Ну и сказала! По существу! - засмеялся Филатов, взглянув на нее из-за развернутых веером карт.- Из пулемета да бомбой! - ни в село ни в город,- ни в бровь ни в глаз!
- Только наши с лошадьми. Конные наши... Ну и крику!
- Кто ж, Наташка, кричит? Солдаты?
- Соловейчик кричит, портной. Солдаты его за бороду таскают. Давай, кричат, деньги, жидовская твоя харя! Прапорщик Морозов встал.
- Я выйду!..
...Я долго глядел на грязные следы, оставленные им в комнате.
Нартов стоял под воротами, положив подбородок на ствол винтовки. Дневалил.
Я вышел на улицу. Ночь была тревожная. Сна не было.
На дворе, не раздеваясь, при патронташах и подсумках, спали солдаты. Роту каждую минуту могли поднять и бросить на позицию. Бой подкатился к самому Белополью. Было слышно, как трещат пулеметы. Отдельные ружейные выстрелы раздавались и в городе.
"И кто это стреляет?" - подумал я.
Нартов смотрел на восток. По другую сторону улицы бродил дневальный 1-го взвода. Тоже то и дело подымал голову. Всех дневальных, всех рот и эскадронов, у белых и у красных, из ночи в ночь мучат те же мысли: скоро ли утро?
Но звезды в небе еще не бледнели. Их золотые потоки скользили вдоль темного неба. Вдоль тишины над крышами скользил ветер...
Я уже входил в ворота нашего двора, когда услыхал вдруг тревожный оклик Нартова:
