–Да ты трус, – стала отчитывать меня жена по телефону, когда я рассказал ей об этом. – Встал бы, поднялся по лестнице и посмотрел, кто там и что.
–Щщщаз!, – отвечаю ей, – может быть ещё фотоаппарат взять и попросить, чтобы позировали. Свистопляска длилась минут пятнадцать, я чуть скрипнул диваном, и всё разом стихло.
На следующий вечер всё повторилось, уже целых полчаса кто-то метался по чердаку. Я замер, и ждал, чем это всё кончится. Потом выяснилось, крысы заготавливали на зиму сливы: очень любят, сволочи, сливовые косточки.
Выходит, так, что некоторые поступки я совершал и созерцал не по своей воле. Как-то всё получалось, само собой. Я не очень-то хотел того, но и не сопротивлялся. Ещё Толстой советовал: пусть жизнь течёт сама собой, не надо её подправлять, – так Богу угодно.
Я её и не подправлял. Она у меня как шла в ансамбле, так и шла. Курьёзов моя жизненная позиция преподносила мне достаточно. Были такие, что после случившегося мне не место было в ансамбле, где-то на периферии надо было лямку тянуть, – через день на ремень, через два на кухню. Но Бог миловал.
Высокомерием я не страдал и со всеми ребятами из ансамбля был на равных. Это по-своему оценили «старики». Как с ровней, делились со мной новостями, секретами. Они как бы ввели меня в свой «кружок», делясь со мной разными соблазнами. Помню такой случай. Все пятеро «стариков» в воскресенье ушли в увольнение с десяти утра и до отбоя. Уже прошла вечерняя поверка, дневальный вырубил основной свет в казарме, оставив ночник. Только тут гуськом стали заходить «старики», снимая на ходу ремни и гимнастёрки. Спать они не легли, а попросили меня пойти с ними в каптёрку. Там они стали тихонько пересказывать друг другу (а стало быть и мне) перипетии прошедшего дня. Предварительно договорились с девчатами (прямо скажем, лёгко поведения) встретиться и провести весь день у кого – ни будь из девчат на квартире.
–Нет, чуваки, а стол был просто шикарным, – восхищался Ребров Вася, – а я как кусок мяса съем, меня так на баб тянет
–Да-а! – подхватил Нил Кифоров, – девчонки постарались. Балык, карбонат с грудинкой. Икра чёрная и красная. А коньяку, хоть опейся.
–Ну, и мы не хухры-мухры, – вставил Гурген Таидзе. – Не ударили в грязь лицом.
–Ха-ха-ха! – засмеялся Ребров, повернулся ко мне и стал уже мне рассказывать. – Сидим на кухне, пьём, закусываем. Гурген со своей милкой в спальне «пошёл в очередную ходку». Потом вышел, подсел к нам, стал пить и закусывать. Вышла и милашка, застёгивая на ходу халат: «Бедненький, ешь, ешь» – сказала она Гургену, – устал, проголодался: всё-таки пять ходок сделал», – она хотела его погладить по голове, но Гурген резко повернулся, выставив перед собой руки, со словами: «Не подойди! Шестая будет».
