Сам я родом из СССР. Воспоминания о себе любимом | страница 38



Мне бы шлёпать за ним и шлёпать домой не солоно хлебавши. Остаться одному, порядком не умеющему даже ориентироваться на месте, где что ни шаг, то гроб без музыки. За зиму сколько я наслушался о пропаже охотников, даже в двух случаях вместе с учениками школы участвовал в прочёсывании леса, чтобы найти тела заблудившихся мужиков. И всё по барабану. Кто-то помимо моей воли принял решение, и я остался. Зусман был, помню, невообразимый. Зуб на зуб не попадал. Краковская колбаса в моём рюкзаке так смёрзлась, что сыпалась на крошки в моих руках. Хлеба я так себе и не смог отрезать, – буханка превратилась в кирпич. В водке плавал кусок белого льда, а я никак не мог придумать, откуда он там взялся, вроде бы в магазине брал нормальную водку, видимо просмотрел.

Как я не околел, не знаю. Мне в голову не пришла мысль развести костёр, – ведь дров было навалом. Спасла меня водка, вернее, остаток (кусок льда не в счёт). Часто, бывало, смотришь фильм, где уже полу мертвецу в рот наливают спирт, и он оживает. Я не верил этому никогда до той минуты, пока самому в полу мертвецком состоянии не довелось прочувствовать. Я не глоток сделал, а только язык намочил и чуть нёбо. Вы бы видели, что со мной происходило! Сначала меня начало колотить, затем тут же такой жар разлился по всему телу, ноги в охотничьих сапогах стали мокрыми, от рук и лица шёл обильный пар, словно я вышел из парилки. Сейчас не место подробно рассказывать о случившемся, но уток утром я всё же настрелял. Теперь возникла другая задача: в какую сторону идти, где посёлок, где мой дом? Весной на Колыме снег покрывается крепким настом, – и наших вчерашних следов абсолютно не видно. Снег белый, белый слепит глаза. До обеда я, грелся на солнце так, что разделся по пояс. Всё вглядывался в горизонт, не появится ли кто. Только теперь я понял, в какую голошу я сел. Думать я уже ни о чём не думал. Вдобавок, от яркого солнца и белого снега перед глазами пошли красные круги, я стал терять зрение. По неволе стал прислушиваться к шуму и гулу, которые постепенно нарастали: то просыпалась Колыма, и не сегодня, так завтра затопит всё вокруг. Я находился в оцепенении, а точнее сказать, в прострации. Опомнился, когда какой-то мужик натягивал на меня рубашку, свитер, потом куртку. Рабочий аэропорта (дай Бог ему долго пожить), заядлый охотник спас меня и вывел к дому.

В задачнике спрашивается: «На кой хрен мне такая музыка?». Ответить вразумительно не могу. Только догадываюсь. Хотелось увидеть, а что дальше будет. Этой осенью, например, я один жил на даче. Вечером как-то только закимарил, вдруг на чердаке началась такая свистопляска, аж каждый волосок на моём теле встал «в ружьё». Ума не приложу, что это могло быть.