Поджав губы и словно пытаясь за что-то извиняться, Михалыч приподнялся, встал на колени, пытаясь снять с лица листья неизвестного растения из фонтана.
Голос с восточным акцентом прозвучал в абсолютной тишине. Негромко так, но спорить с такой интонацией было невозможно.
– В счёт ему впишите всё. Работаем! Музыка!
– Не надо в счёт, я все сложу на место… – сначала глазами, а затем и голосом протянул притихнувший Михалыч.
Но танцы продолжились уже без него.
Дмитрий нехотя встал, подошёл к ползающему в мокрой луже Михалычу, сначала взглянул на него сверху вниз, затем сердце его сжалось, затем вперед вылезла обида, затем и она сменилась воспоминаниями о родном заводе, цехе, где работал Михалыч, и он опустился на пол, помогая другу собирать камни с рассыпавшегося фонтана.
Соседа в этот момент уже было не узнать, – с него моментально слетел весь «вкус праздника», осоловевшие глаза сразу стали мягче и добрее, руки засуетились, поднимая и складывая камни, но все его тело вдруг стало каким-то неповоротливым, тяжелым и грузным.
– Что ты там… сегодня… про камни-то говорил? – тихо шептал Михалыч Дмитрию, складывая камни обратно в горку фонтана.
– Что, что… время собирать, время разбрасывать камни… – шептал Дмитрий, ползая вместе с ним под ногами танцующих.
– Это что значит? – хрипел Михалыч.
– То и значит. Разбросал – вот и собирай. А вообще… вообще это фраза относится к тому, что человек в своей жизни успел сделать, что не успел… – быстро перешел на философский лад Дмитрий. Голод сковал его руки и ноги, но голова еще отчаянно соображала.
– Ну, – пытаясь осознать вышесказанное, напрягался Михалыч, – и что… причем тут камни…
– При том. Вот ты говорил, что год горбатился на заводе, и хочешь отдохнуть, – Дмитрий помолчал и снова продолжил. – Вот и отдохнул!
– Ага, а теперь снова горбатиться заставили.
– Ну так сам виноват! Цикличность бытия перманентно отражается на трансформации сознания и создаёт…
– Чегоооо? Иди ты! Давай помогай, а? – шипел сдавленным голосом Михалыч и продолжал складывать камни.
Через час друзья закончили укладку, и медленно выползли с танцевальной площадки. Михалычу стало как-то не по себе, он опустился за стол, с отвращением отодвинул от себя график и тарелки с недоеденными салатами и, зажав голову пальцами, уткнулся в стол.
Из оцепенения его вывел официант, словно на коньках подъехавший к к столу.
– Как будете расплачиваться?
Михалыч поднял голову, впецился глазами в маленькую бабочку на сорочке официанта и стал медленно свирепеть лицом.
