А у Михалыча вечер только начинался. Он уже танцевал в толпе молоденьких девиц, гибко неся себя среди столов, приходил, выпивал, закусывал и снова вставал, аккуратно обходя тоненький фонтанчик, обложенный красивыми камнями посередине ресторана, озирая соседей за столом, снова возвращался за стол, не забывая снова и снова взмахивать своими волшебными руками, словно дирижируя официантами.
В очередной раз официант уже не приносил, а уносил – Михалыч решил угостить девушек за соседним столом шампанским, затем пытался что-то передать им знаками и своей широкой улыбкой, но быстро остыл, когда за соседний столик вернулись бородатые кавказские братья. Михалыч сразу как-то сник и лишь только третий графин сумел удержать его от окончательного расстройства.
Дискотека была в самом разгаре, Михалыч не смог остаться за столом, как его не удерживал от ошибок трезвый и расчетливый сосед. Ни утка с яблоками, на шашлыки, ни несколько порций «Нежности» не остановили пыл отдыхающего, уставшего от московской серости и быта, – Михалыч лихо отплясывал, и с криками «Газу давай, газу!» грозился упасть в фонтан. На горизонте кафе то и дело мелькали подносы с блюдами, услужливые лица официантов, дымились шашлыки, с шумом открывались бутылки и громко орали колонки в углу. В разгар веселья по залу пронесли огромный поднос с зажаренным осетром, – Дмитрий заметил эти «голодные» глаза своего соседа на отливающей жиром чешуе огромной рыбины и только успел приподняться за столом и что-то громко крикнуть Михалычу, но, видимо не успел, – тот снова замахал своими волшебными руками и было видно, что он не никак не мог пройти мимо такого престижного блюда, – вся его рабоче-крестьянская сущность, облепленная домашними проблемами, затянувшимся ремонтом, кредитами, пельменями на ужин и винегретом на праздник воевала внутри него с желанием жить и быть как остальные в этом гостеприимном южном кафе у теплого моря.
– Нееет! – кричал Дмитрий, видя, как Михалыч прыгает в фонтан и двумя мощными руками отчаянно выкручивает тоненькую трубу с краном, пытаясь, видимо заткнуть его окончательно. Димин крик утонул в девичьем визге, крике толпы и последнее что увидел он, прежде чем резко вставшие спины соседей загородили место побоища, – камни, которые валились с аккуратной уложенной горки под фонтаном и лежащий среди камней Михалыч.
Музыка стихла. Когда расступились танцующие и на мокрый пол твердо ступила нога высокого черного брюнета с загорелым восточным лицом, – видимо хозяина заведения, – всем стало понятно, что посреди разбросанных камней перед ними лежит усталый, брошенный обществом человек, трудящийся на обычном заводе, который хотел хотя бы несколько часов пожить как все, пожить красиво и хоть чуточку насладиться такой широкой южной жизнью.
