– …опорожнять систему, представляешь, поехали? – Семеныч жевал на ходу, не останавливаясь в своих рассказах, пытаясь развеселить и без того веселую Татьяну. – А у Иваныча в доме, оказывается, шайба не того сечения. А я ему и говорю, посмотри, у тебя шайба не того сечения! А он мне: это у тебя говорит, голова, не того сечения!
Таня снова смеётся, заливается.
– Да у тебя и правда голова не того сечения! Оиииий, ой, Семеныч…
– А когда еще не было металлопластика, представляешь, систему отопления варили из черных таких труб…
Семеныч разогревался всё больше, но где-то внутри него съеживался вопрос: он было хотел поговорить с Таней насчет квартиры, да как подступиться, не знал. То ли в завещании её написать, то ли просто съехаться вместе – как лучше, не разберёшь. «Съехаться, оно конечно лучше – думал Семеныч, отправляя в рот очередной блин с вареньем. – Лучше».
Он брякнул о квартире как-то неловко и нескладно, в перерыве между блинами, ничего не рассказал о своей болезни, что-то пробубнив про квартиру, да так что Татьяна и не поняла ничего, лишь продолжала хохотать от души.
– Ишь ты, лыжи навострил-то… Съехаться. Куда? Ко мне-то? Я вона сама на десяти метрах. Да и дети не поймут. Ждут они квартирку-то. Ждут уж… Вот помру, так продадут и новые себе машины понакупят. Все им на машины-то свои не хватает, меняют как перчатки. Не-а, Семеныч, так не пойдут у нас с тобой дела. Тебе уж скока?
– Дак шестьдесят семь… вот… было…
– Ну! А мне скоро будет… – она на секунду замолчала, затем вскинула огромные, полные веселых искорок, глаза. – Двадцать восемь!
И снова залилась продолжительным детским смехом и только когда успокоилась, резко и прямо посмотрела на Семеновича и словно выдохнула:
– Ох, Семеныч, да какая разница… – вытерла она мокрые от смеха глаза и уже тихо, глядя куда-то под стол, сменила интонацию, как будто открылась ей какая-то неведомая тайна: – Так ты чо, Семеныч, свататься что-ли решил? А?
Семеныч помолчал, шмыгнул носом.
– А почему бы и нет. Что не люди мы, что ли? Нельзя вместе пожить, как … как люди? Вдвоём… Я бы…
Стакан подвернулся под его руку, дернулся, скользнул, вслед за рассекающим воздух локтем, видно было, как он завис над краем стола, пошатнулся, затем послышался удар, звон, хруст…
Татьяна вскрикнула, Семеныч успел лишь отодвинуться, и оба несколько секунд смотрели на пол, где остались неподвижно лежать мелкие осколки.
– Данасчаааастья! – Татьяна первая вышла из оцепенения, махнула рукой и снова залилась своим безудержным смехом. Потом поднялась за веником, быстро сгребла осколки.
