– Давай-ка, Семеныч, готовься к операции. Если так пойдет дальше, года не протянешь. Сердце твое никуда не годится.
Семеныч тогда ничего не понял, операцию сделали быстро, полгода «мариновали» в палате, потом послали в санаторий. Врачи долго смотрели какие-то бумаги, вздыхали и говорили, что операция вроде как-то и не помогла. И что надежд особых нет, такое у нас не лечится, если только за рубежом…
Семёныча как-то быстро списали с работы, вытолкнули на пенсию, ну в общем, пожил своё…
Растеряв за год всех своих друзей и знакомых, клиентов и собутыльников, Семеныч как-то сник и по целым дням сидел дома, смотрел ненавистный телевизор, не притрагиваясь к спиртному. К доктору ходить боялся, замкнулся как-то в своем пенсионном одиночестве. Соседи сторонились хмурого Семеныча, хотя делали вид, что дружили с ним – всё-таки сантехник, мало ли что. Квартира его постепенно превращалась в унылое и скучное место: нужно было делать ремонт, но сил и денег не было. Когда-то ради сына разменял Семёныч свою «трешку», оставшуюся от матери в наследство, – вот и получил в ответ осыпающуюся штукатурку, вечно незакрывающиеся двери, свистящие окна да мокрый потолок, – зато сын переехал в город и к отцу дорогу забыл. «Обиделся, наверно… – думал Семеныч, – Обиделся…»
Понимая, что осталось ему не так много, начал прикидывать, кому отписать свою «однокомнатную гнилушку», как он её заботливо называл, да так никого и не нашел.
Никого.
«Может, Татьяне?»
С Татьяной они познакомились прошлым летом как раз в том самом санатории, куда Семеныча направили восстанавливаться. Он её сразу выделил среди других санаторных – кругленькая, полненькая, такая счастливая и весёлая, с глубокими ямочками на щеках, с песочными волосами цвета детской карамели и бездонными голубыми глазами, – она умела так зажигательно смеяться, что смех её приводил всех в состояние умиления, словно рядом с тобой смеется половина детского сада. Семеныч тогда мучился без спиртного, зато впервые в жизни пригласил женщину на свидание к старому дубу. Она слушала его не перебивая, не встревая со своими тряпками да кастрюлями, а потом предложила вместе… выпить шампанского. Ну тут и понеслось… – она же не знала! Семеныч правда старался, не принимал более положенного, да и разговор стал клеиться мягче, теплее… Каждый вечер в санатории они заканчивали на лавочке возле старого дуба, вместе вспоминали свою жизнь, которая состояла из одних «а вот однажды…» Срок санаторного лечения подошел к концу, и оказалось, что они живут в одном городе, но на разных улицах.
