Ветер стих также резко, как и начался.
Лист ещё какое-то время медленно планировал на воздушных потоках над рекой, затем перевернувшись, сорвался в штопор и упал на воду. Никто не видел его, – люди за высокими бетонными берегами, сутулясь, спешили с работы домой, и никому не было до него дела.
Зажглись фонари на набережной и всем стало понятно, что скоро будет ночь, а за ней начнётся новый день, и что жизнь продолжается.
Впереди по руслу протяжно загудел теплоход, просигналив в незнакомые наступающие сумерки. Он приближался и уже были видны на нём радостные лица людей, ярко одетых, видимо по случаю какого-то праздника. Наверху, на капитанском мостике стоял человек в белом костюме и внимательно провожал глазами здание, из окна которого несколько часов назад вылетел одинокий Лист.
Человек смотрел на здание с видом победителя и лишь только здание осталось за кормой теплохода он поднял руки и громко крикнул:
– Вот оно! Именно это здание будет нашим новым офисом! Офисом великой компании! Мы верили в это! Мы шли к этому много лет! И вот сегодня….! – он сделал паузу, все танцующие на площадке теплохода затихли и повернулись к нему, – сегодня наконец-то вышел приказ о расформировании этого… бесполезного института. Теперь это здание наше! Для нас наступают новые времена!
Человек в белом костюме высоко поднял бокал и выпил.
Лист уже не видел этого белого костюма и не понимал слов.
Теплоход медленно проплывал мимо него и лишь только громкая музыка, это какое-то дикое бубуханье ещё несколько минут тревожило лист. Затем этот сияющий праздник жизни скрылся за поворотом реки, сигналя красным фонарем на корме.
А Лист ушёл на дно.
Лишь распахнутое окно в том самом здании ещё долго зияло чернотой, словно дыра от удара крупнокалиберного заряда.
А затем наступила ночь…
КАК ТОЛЯ ХАРИН НА ХОККЕЙ ХОДИЛ
Толик Харин очень любил хоккей.
Ну не то, чтобы он как родился, сразу его полюбил. Нет. Он что-то помнил о хоккее из своего далекого детства. Помнил он, например, как его отец, тоже кстати, Толя, заранее занимал места на диване и отгонял маму от телевизора в выходной день.
Но то был наш хоккей, когда Советский Союз играл против канадцев и улицы были пусты. Тогда хоккей любили все, потому что играли «против».
Но сегодня совсем другое дело.
Помнил он, как по улицам, вырываясь из крепко заклеенных деревянных окон старого квартала разливался и гремел в морозной густой темноте продолжительный «Гооооооол!». Этот глухой возглас далекой хоккейной победы взлетал над городом и рассыпался миллионами улыбок и надежд.
