– Тоже трофей, давайте их сварим, – предложил Яков.
– А кто видавал совиные яйца? Мне однажды пришлось их обнаружить в гнездах под гнилой корягой. Шесть штук, кругленькие, как белые шарики, – высказался Смирнов.
– А мне, однажды, счастливо довелось в зарослях кустарника отыскать соловьиное гнездо с яйцами, – заметил Сергей, – так вы знаете, какие соловьиные яички, коричневые, как шоколад. Я соловья-то и самого-то видел, ну, он видом своим напоминает крупного воробья, только у соловья глаза большие да клюв помощнее. Я подкрался к нему, когда он сидел совсем близко на кустике и пел. Через бинокль на него насмотрелся и его пением насладился, – добавил Сергей.
– А я, где-то в журналах прочитал, в Австралии, кажется, есть такая странная сама собой птица, которая птица, а летать не может, потому, что у нее крыльев нет, и называется она Киви, – высказал свое охотническое понятие в птицах Лобанов.
– Вот Николай Сергеич, посылал я тебя за дровами, чтоб костёр разжечь, а без костра и прикурить не от чего, – с упреком выговорил Смирнов Ершову, всовывая себе в рот папироску марки «Трезвон».
Ершов, вынув из кармана спичечный коробок, потряс ими, определяя есть ли спички, услужливо предложил Смирнову:
– На тёзк, прикуривай!
Смирнов прикурил.
– Да бишь, Николай Сергеич, вы с Митькой-то помирились? – спросил Ершова Федька Лушин.
– Помирились! Прошло больше году, как мы с ним «мировую» полбутылки самогонки выпили.
– А давнишние мы с ним были враги, пора и помириться. А какое дело-то: мы с ним эту полбутылки пили не только как «мировую», но и как магарыч. Привязался он однажды ко мне – продай, да продай мне свое ружье. Так и уговорил меня с ним сменяться ружьями. Он мне тогда в придачу собаку Бобика придал. Было у меня в ту пору допотопное двуствольное 12-го калибру шомпольное ружье, с кривоватыми стволами, с учетом стрелять из него из-за дерева по медведям. Митька от кого-то распознал об этом и привязался ко мне:
– Где, грит, ты раздобыл эту штуковину? И стал тямжить: сменяй, да сменяй мне ружье. Я и согласился на обмен. Его ружье «берданка», мое «шомполка», его 20-го калибру, мое 12-го, он в лавке купил, а я не касаясь кошелька его с рук приобрел, его на 25 шагов бьет, мое на 40, его шкурку на белке рвет, мое только слегка поцарапает. Мне тогда еще собака позарез спонадобилась, вот я и пошёл с Митькой на эту сделку. Собака оказалась «Во!» – с торжеством показал Николай свой оттопыренный большой палец на руке. А то ружье мне и сейчас жалко. Уж больно кучно дробь в цель клало. А если из него вверх пальнуть, то вся дробь обратно в ствол попадает.
