Однажды вечером П. вновь оставил Амали одну и отправился в беседку к старику. На сей раз они не захотели сидеть на одном месте и пошли к морю. По пути их, музыкой и приветливыми улыбками девушек, зазывали питейные лавки. П. уже давно позволял себе напиваться в компании Сильвестро и не стыдился пьяным и прокуренным возвращаться в постель к жене. Алкоголь южной ночью раскрывал двери души, бодрил дремлющий дух и подбрасывал в вершины гор, словно симфонии Брукнера. Разгорячённые беседой и вином, они вернулись на постоялый двор и взобрались в мансарду скульптора. Там Северо, не жалея динамиков, включил что-то из обожаемого Бетховена. Тело требовало движенья, чувства распалились до истерии, и старик схватил мужчину под руку и вместе они стали кружиться в диковатой пляске, громко топая по полу. Пустые и початые бутылки, которые всегда были у Сильвестро, гремели на гуляющих досках, воняло потом, спиртовой отрыжкой и хлебом. Мужчины кружились сначала в одну, потом в другую сторону и, по своему обыкновению, старик кричал во всю пьяную глотку: «Ха-ха, хе-хе! Пляши, танцуй, Маленький принц, давай ещё! Ух, ух, шибче, шибче, прялка! Ну же, ну же! Вытанцовывай из себя всё, что есть в молодом теле! Топай, топай, что есть мочи в пол!!!». П. захватило почти то неистовство, что было между ним и Амали в первые дни отдыха, но только теперь он был не хищником, который услаждал себя и самку, а влекомой куда-то жертвой в сильных лапах сокола. В этой безумной пляске тела содрогались, ноги выкручивались, дряхлые мышцы, на когда-то крепких руках Северо, колыхались, как желе. Это было нечто, сошедшее с полотен Брейгеля, настолько сочно, жанрово получалось у Северо. Складывалось впечатление, что и скульптура «Венцеклефта», задумавшегося над вечным, и не обращавшего внимания на загулявших, тоже подпрыгивает в танце.
Тем временем Амали в страхе раскрыла глаза и пыталась понять спросонья, что вокруг твориться. Потолок ходил ходуном и, казалось, вот-вот проломиться. Поначалу она думала искать мужа, но тут же поняла, что он над ней, стучит в потолок. Она лежала с открытыми глазами. Мысли набегали одна на другую. Доносилась грязная брань, стуки соседей, поднялся общий шум. Наконец хозяйка забарабанила в двери мансарды. Доносилась её сыпучая, как горох, речь. На какое-то время музыка с пляской прекратилась, мужчины начали греметь стаканами и разгорячённо общаться, затем Северо опять стал плясать буйную жигу, но без музыки, под аккомпанемент собственных башмаков.
