Одно время за Амали пытались ухаживать юноши интеллигентной наружности. Изящные виньетки их метких наблюдений за красотой девушки, умело облачённые в цитаты лирических поэтов, увлекательные истории, прочитанные в известных романах и приукрашенные деталями из современности, дабы завоевать внимание Амали, не оставляли надежды перейти черту дружеских бесед, прорваться за кольцо оцепления зоны, где скрыт сад чувственных наслаждений. Эти миленькие мальчики с пухленькими мордочками домашних кастрированных котиков, расплывшихся на спинке мягкого дивана, созданные, казалось, для сказочной жизни в царстве бабочек и невинных случайных касаний кончиками пальцев о краешки рукавов, были далеки от брутализма дерзких байкеров, мчащихся среди огней ночного города с бешенным рёвом моторов. От этого адского гула оловянные солдатики с анатомией кукольного типа бросались в рассыпную, роняя простенькие букетики полевых цветов, купленные на бережно хранимые запасы от маминых денежных посылок. Амали было совершенно ясно, что на всех девочек мотоциклистов не хватит и нужно выдержать серьёзную конкуренцию за право прильнуть грудью к широкой спине, покрытой кожаной хрустящей курткой, талантливо объять поясницу своими ногами так, чтоб теплота чресел достигла противоположной копчику водителя стороны и отстрелила гильзой обратно. Требовалось невероятное напряжения всего аппарата женственности, начиная с глупеньких гримасок и удивлённо вскинутых ресничек, заканчивая виртуозным впаиванием тела в спину храброго лихача на скорости двести километров в час. Книжные мальчики давали возможность расслабить это напряжение женской обаятельности, ведь они млели от одного только нахождения по близости с красоткой, не нужно было наносить макияж, следить за причёской, можно было пренебречь духами – достаточно лёгкого флёра гигиеничного дезодоранта, и они начинают заикаться от счастья.
Амали не могла себе сказать, кем был для неё господин П. – в нём совершенно точно было что-то от диванного котика, он умел увлекательно и понятно рассказывать о самых разных вещах, в его интонации были пластичные музыкальные обороты, которые словно нежное пёрышко скользили по ушам, как струйка приятного парфюма, мелькнувшая вслед за прохожим, очаровывали, заставляли вспоминать что-то отдалённо приятное, что стёрлось из памяти годами и новыми картинами, но не погибло совсем и оживает, когда пролетает знакомый аромат. Иногда П. представлялся Амали гостем из зазеркалья её детства, образы которого причудливо смешались с яркими конфетными снами, молодыми родителями и древними прабабушками, и прадедушками. Словно крылом голубой сказочной птицы, своей солнечной улыбкой он перелистывал в её подсознании страницы большой книги приятных мелочей, не подозревая, как тем самым легко привязывал её к себе. Амали хотелось иногда, чтобы её любимый оседлал железного коня и прокатил её в тёплых летних сумерках по раздувшемуся в буддийском блаженстве душному городу, но он боялся даже велосипеда и с этим ничего нельзя было поделать.
