Он не заметил, как Амали уже несколько раз произнесла его имя, как окружил маленький мирок пляжного места аромат её противозагарного крема, как она оглядывала широкую пестреющую разноцветными панамками и купальниками прибрежную полоску, как что-то говорила ему о поездке в горы.
– Да, и ещё. Поговори с хозяйкой. Сегодня меня разбудил страшный топот по потолку, словно там ходили великаны, или индийские слоны.
Как роковая тема в какой-нибудь выдающейся опере, или балете, при этих словах пронеслась в голове П. мысль о Хароне. Всё утро, как преследуемый, он ждал, что из соседнего угла на него выйдет тёмная фигура в плаще, пригрозит пистолетом, как в детективе, и велит идти с ним. И вот Харон обнаружил себя, вышел из-за того самого угла и указал дулом пистолета на барометр настроения П.: «вот, мол, почему ты сегодня как-то шероховато философствуешь; мысли, как больные, поражённые инфекцией в твоей голове, вселяют подозрения. Теперь бди, всякий раз перепроверяй своё доверие к ней, Маленький принц». Он выдумал эти фразы, вложил их, как драматург, в уста старика Хайма, нарядил его в серый плащ сыскного агента и умилялся сам себе, уже много лет, с детства.
Амали очень хотелось думать, что она порядочная женщина и не разлучала господина П. с первой женой. Иногда ей было обидно, что в её жизни гораздо меньше духовного, чем телесного. Господин П. даже не подозревал, что она, как и он, могла вести длительные внутренние диалоги, прогуливаясь в лесу и глядя на сверкающие лучи послеполуденного солнца в ветках деревьев. Прекрасно осознавая свою привлекательность, набиравшую с каждым годом силу, замечая постепенную эволюцию женственности от подростковых лет до настоящего момента, Амали хотела, чтобы слушали её размышления – она твёрдо сознавала собственный неповторимый взгляд на мир, подмечала интересные детали в разговорах с людьми, но не могла найти нужный речевой оборот, который помог бы ей точнее выразиться. Она разом охватывала идею, казавшуюся точной, но слова не собирались вокруг сути, отталкивались друг от друга, как разнозаряженные частицы, и пока она формулировала мысль время уже уходило, и она так и не успевала её озвучить. Её восхищали умные люди, такие, как её университетский профессор, и, такие, как П. Она любила слушать красноречивых мужчин, принимая внимательное выражение лица, и у неё появлялись вопросы, желание что-то добавить от себя, спросить о деталях, но Амали молчала, как умное животное с понимающим взором. Она не могла заглушить в себе плотские чувства, возвысится над тёмным пламенем страстей, избежать тяготения к самцу, победившему соперников. Она воспринимала мир интуитивно, как палитру красок-настроений, в радуге которых есть множество спектров и все одинаково увлекательно переливались своим свечением.
