Однажды случилась беда. Его старший сын Алешка попал в ДТП. На своей старой «копейке» он лоб в лоб сошелся с УАЗиком. Кто виноват в той аварии, чего теперь выяснять. Парень чудом не погиб на месте, но его жизнь висела на волоске. Я был рядом с другом. Он сам попросил отвести его в церковь и хладнокровно спросил, что нужно делать. Мы поехали в монастырь к чудотворному образу Пресвятой Богородицы. Было поздно, в храме только монахиня в углу читала Псалтирь. Я подвел друга к иконе, сказав:
– Разговаривай с ней, как умеешь, умоляй, обещай.
Леня попросил оставить его одного… Чудесным образом Алешка выжил. Не скоро, конечно, но поправился. В двадцать лет организм крепок и живуч, в сорок пять становится крепка и твоя молитва за детей.
Напасть с новомодным философским учением в жизни моего друга пропала столь же не заметно, как и появилась. Но он вновь впал в уныние, не зная, чем заполнять пустоту, которую теперь называл очередным модным термином «кризис среднего возраста». Однажды во время очередного кризисного приступа, не надеясь на удачу, я позвал его в крестный ход. Отчасти даже взял на слабо, дескать, а сможешь ли ты пройти сто километров пешком и прожить несколько дней в полевых условиях. К моему удивлению, он быстро согласился. Как потом выяснилось, это было его обещание Пресвятой Богородице непременно пойти в крестный ход. Опять же со свойственной Лене основательностью он внимательно выслушал мои советы по экипировке, снаряжению и смыслу пешего шествия, делая записи в блокноте.
С тысячами таких же паломников три дня мы шли по асфальту, лесам и болотам, разделяя суровый быт бродяг 21 века. Друг мой смозолил в кровь сапогами свои большие ступни, а по прибытии в лагерь врачи в полевых условиях удалили ему висевший на ниточке ноготь большого пальца правой ноги. По этой причине ходить он совсем не замог и от купания в реке был вынужден отказаться. Я же традиций нарушать не стал и отправился на берег, оставив своего товарища сидящим на траве возле палатки. Искупался в освященных водах, постоял на службе, приложился к иконе. Прошел час, а то и больше. Каково же было мое удивление, когда по возвращении я обнаружил своего друга сидящим неподвижно на том же месте. Он смотрел на неспешно идущих из храма людей, на розовый июньский закат и произнес:
– Слушай, хорошо-то как. Словно на Пасху!
Откуда ему было знать, как хорошо бывает на Пасху? Я не стал нарушать его умиротворения.
