Я невольно снял шапку и пощупал рукой свой затылок, волосы оказались более чем мокрыми. Да ну тебя, Таисия Ивановна, с твоими шуточками.
Она менялась лишь на церковных богослужениях. После мы не раз встречались в храме. Моя коллега всегда стояла скромно. Ее веселый нрав улетучивался, острый взгляд наполнялся смирением и опускался в пол. В пору, когда я только начинал путь к православию, как-то после службы мы вместе выходили из храма. Таисия Ивановна приободрила меня, похвалив мои частые визиты в церковь. В ответ дернуло меня посетовать, что, мол, все хорошо, только вот я пока мало что понимаю в священнодействиях и песнопениях, ибо, как известно, все богослужения происходят на церковнославянском языке.
– Ничего страшного, – спокойно ответила Таисия Ивановна. – Ты пока не понимаешь, а бесы все понимают и боятся.
В следующий раз за богослужением мы встретились с ней уже летом во время Великорецкого крестного хода. Это был мой первый опыт, и пешее паломничество давалось физически тяжело. Как ни прислушивался я к советам бывалых, как ни подбирал удобную обувь, а все равно сбил ноги до кровавых мозолей. На привале обработаешь раны, наденешь сухие и чистые носки, а первые шаги после подъема все равно, как по гвоздям. Проковыляешь так метров сто, оперевшись на палку, вроде, вошел в колею, боль острая отпустила. Достанешь акафист, начнешь читать и совсем забудешь про мозоли. На одном долгом переходе третьего дня пути Таисия Ивановна догнала меня. Своей семенящей походкой она шла бодро, внешне ничуть не устав, будто и не было позади уже восьмидесяти километров пути. Поздоровавшись, какое-то время мы шли рядом, перекинувшись несколькими дежурными фразами. Хромоту мою невозможно было скрыть, и я с шуткой посетовал на мозоли. В ответ на нее Таисия выдала очередной перл из своего репертуара:
– Знаешь, почему в крестном ходе ноги болят? Мы идем и бесов топчем.
Важно только то, что думает о тебе Бог
Впрочем, Таисия Ивановна оказалась не единственным человеком, кто пытался объяснить мне азы православия на языке поговорок. Судьба свела меня с человеком, несколько более образованным, но и тут был язык иносказательности.
Уж не знаю, как это получилось, но назначили меня не по годам на очень высокую должность. На моем попечении в одночасье оказалось более тридцати тысяч душ. Я руководил руководителями, которые подчинялись мне, и выстраивал отношения еще с таким же количеством разного рода начальников, которые, увы, не состояли под моим началом. Должность хоть и высокая, но работа, признаюсь, не сахар. Начальство спрашивает строго, за подчиненными нужен глаз да глаз, люди на тебя надеются, но ждать не готовы. Им улучшения их жизни нужны здесь и сразу, в один момент. Ты, как капитан большого корабля, стоишь на мостике, правишь судном, уворачиваясь от пуль, при этом успеваешь сбегать в трюм, чтобы устранить там течь, по дороге утешаешь раненых, а еще прокладываешь правильный фарватер, чтобы судно не уперлось в берег или вовсе не пошло ко дну вместе с экипажем и пассажирами. Человеческим разумением в такой ситуации не управить. Вся надежда на Божий промысел, его участие и заступничество. Тем и выживали.
