Витя решил читать не все, а только то, что первое бросится в глаза. В глаза бросило кусочком из чернового сценария главного режиссера: М. (модель) пролезает сквозь «кроличью нору» (снежная или цветочная???? срочно) => коброй выползает (должно быть очень красиво) в обнимания цыган.
Какова будет кроличья нора – уже давно было известно, вся словно из колючей проволоки, украшенной холодными голубыми огоньками. Как Витя туда влезал, уже отсняли. Оставалось вылезти. Это не было странно. Все знали, что режиссер, смеющийся миллиардами морщин, оставляет все свои бумаги с первого дня работы и до конца. Ничего не выбрасывает и не теряет.
Витя поспешно отодвинул от себя листы – голос звал его выпить кофе.
* * *
Ползать «коброй», как было написано в черновиках Иль-гона, было невыносимо. Каждый член Витеньки кричал и рвался, он чувствовал каждую жилку, каждую связку. Сосуды скручивались и голова огненно пульсировала. В прочем, и ходить, и стоять, и сидеть было адски сложно.
Но камера, плывущая прямо перед лицом Вити, ловила его мученический взгляд, и съемочная группа неудержимо кричала «ваау» после каждого удачного дубля.
После «кроличьей норы», так называли страшный тоннель, в котором, Снежная королева могла бы заточить чувства и сердце Кая, Витя и правда попал в объятия цыган.
Они были облачены в цветные одежды, темные, густые люди, казалось, что кровь у них черного цвета. На них были звериные шкурки, небогатые и блеклые – полушубки на голую грудь. Без своих одежд, бродящие по площадке между светоотражателями, они были совершенно обычные люди, и Виктор хотел знать: какие они на самом деле.
Он упал на подушку голубоватых подснежников – вокруг витали лица, смех, органза. Горячими тисками сжало ребро, толчок внутри черепной коробки от лица к затылку – так поет пуля в лоб.
Снято.
* * *
Одна большая расчлененная и несвязанная вечеринка в честь окончания съемок разделилась на две относительно цельные: веселую и с приблеском интеллекта. У тех, что разговаривали о серьезном, жаловались и обсуждали нерадивых коллег, стоявших тут же, около соседнего стола с закусками, впереди было еще много работы – постпродакшн. Другие, получившие свои деньги и абсолютно свободные от интерьера этого биполярного павильона, внимательных режиссерских глаз, гримерных кисточек и искусственного света, хотели выпивать халявный виски и рассказывать анекдоты категории Б.
Витю крепко держали интеллектуалы. Он не то что бы хотел к другим, но он немножечко хотел умереть. Болели ресницы и копчик, так, словно растет хвост. Но сценарист и исполнительный директор, настроенные друг к другу явно презрительно, сжимали его с двух сторон. Хотелось пить, но вода, добравшись до глотки, исчезала – жажда не проходила.
