– Настенька, – Витя вдруг почувствовал, что должен обязательно задать вслух вопрос, родившийся в его голове секунду назад, – почему Соленый «Соленый»?
Официанты засмеялись. И один даже закашлялся от внезапного количества воздуха, хлынувшего в легкие с здоровым, румяным смехом.
Настасья отвечала:
– Потому что у него хер соленый.
* * *
Витя уже давно не появлялся в Соленом царстве. Только иногда, но уже в качестве гостя и очень ненадолго: он тщательно берег силы. Тело ныло и ревело.
В модном доме шла масштабная подготовка к съемкам рекламы. Вите дали послушать аромат, который он должен представлять. Он был бы самый обычный, емкий, послушный, в меру агрессивный, если бы не послевкусие кислого молока.
Это молоко Витя полюбил, и, хотя многого не понимал, продолжал ходить к серьезным ребятам, служившим шмоткам, запахам и косметике.
Павильон, в котором должны были снимать, строили отдельно. В кадре должны были сочетаться оба полярные времени года, поэтому в заваленный цветами павильон пускали искусственный снег. И массовка, насколько было известно Виктору, должна быть в теплой зимней одежде.
Писался сценарий, бессчетное количество раз переделывалась раскадровка. Витя должен был присутствовать на большинстве репетиций. И, несмотря на то, что тело уже перестало прогрессивно деформироваться, боль усиливалась.
Но день съемок приближался, и Витя думал, что сделав дело, он выполнит свое обещание, все исправит, и сможет улететь на небеса, к Леночке и другим ангелам. И он точно знал, что ангелы не чувствуют боль. Он только надеялся, что его тело станет таким, каким оно было до того, как бомжи потрогали его яблоки. А больше его ничего не волновало – смерть была ему спокойной и нежной подругой.
Был вторник, когда Витеньку познакомили с актерами массовки. Несколько кадров, в которых он был один, уже отсняли. Массовку оставили на конец: чтобы отснять все разом и, наверное, меньше заплатить.
Витя из здорового любопытства при удобном случае залезал в бумажки к главному режиссеру. Кроме того, что можно было узнать все, что готовит грядущий день, листы формата А4 были ужасно привлекательны. Рисуночки режиссера корейца с фамилией Иль-гон, красовавшейся на кресле манили Витю к себе. Иль-гон не был против, он видел сморщенную стеснением фигурку Витеньки и смеялся – кожа вокруг глаз сплошь покрывалась морщинками.
Витя знал, что это последние дни съемки и ему было ужасно интересно, чем все кончится – должен быть как минимум фейерверк, как минимум восхитительная тусовка в честь окончания работы. День только начинался, солнце еще не встало, хотя в съемочном павильоне его в принципе не было видно, и никто не обращал на светило внимание. Иль-гон уже пришел: на стульчике висела толстовка и валялась стопка бумаг.
