. Чтобы показать
Силу Врага. Понимаешь? Ради хвастовства! Ради того, чтобы люди знали: они, захватчики, готовы на все для достижения поставленных целей. Вот самое страшное.
Молчание.
– Сначала я обижалась на Бога, – продолжила Виктория. – Обвиняла Его в черствости. Даже жестокости. Почему он не дал сотню ястребов, чтобы я могла остановить оба самолета, избавив землю от людской крови. Но… со временем поняла одну простую истину: возомнив себя Богами, нечего уповать на Бога.
– И много ты спасла?
– Много. Каждую ночь с субботы на воскресенье я спасала чьи-то жизни. И была счастлива.
– Спасала?
– Да, спасала. В прошедшем времени. Родной Отец больше не нуждается во мне.
– Почему?
– Потому что я узнала то, что не должна была знать.
– Что?
– Это не так важно.
– Для меня – важно!
– Проверь мне, неважно. Важно другое, что эта ночь – моя последняя ночь с тобой.
– Не надо начинать…
– Думаешь, почему я убегала от тебя? Почему до последнего надеялась, что ты оставишь меня, одинокую, брошенную, несчастную? Но ты… ты, упрямый мальчишка, влюбился в меня, – из ее глаз бежали слезы, голос дрожал. – И позволил влюбиться без памяти в тебя. И я, дура, поверившая в Чудо, полностью тебе отдалась. Занималась любовью. Пила. Курила. Флиртовала. Плакала. ЖИЛА! Жила одну ночь, чтобы проснуться – или не проснуться! – наутро и осознать, что вчерашний вечер… ночь… растворились вместе с сумерками, и утренний свет осветил мою беспомощность перед будущим, – Виктория рыдала, больно ударяя меня по груди. – У меня нет будущего – я умру. Отец подбирается ко мне. Он уже близко. И он убьет меня. Убьет! – удары все слабее. – И никому не остановить его. Все бессильны перед его смертельной хваткой. Ты даришь мне надежду, которой не сможешь дать! Понимаешь? Не сможешь! НЕТ!
Она крепко-крепко меня обняла.
– Не хочу больше говорить. Времени слишком мало до утра. Люби меня так, словно это последний раз.
– Но…
– Без всяких «но». Пожалуйста…
Корю себя, что уснул в ту волшебную ночь.
Уснул под утро, когда ночное звездное небо окропилось малиновой полоской на востоке.
И остался один.
Она ушла, оставив лишь записку: «Люблю. Прости».
И все.
Два слова.
* * *
Прошло две недели, а я никак не мог прийти в себя. Забыть о ней. Забыть о чувствах, что бороздят сердце, которое впервые испытало столь сильные чувства к незнакомке, ставшей за ночь такой родной.
Единственной.
На бумаге мои чувства – ничто: приторны, сентиментальны. Ни на одном языке мира не описать то, что чувствую я.
