Днем – зияющая дыра одиночества вместо сердца, пустота, делающая роботом, механически выполняющим обыденные дела и прокручивающим в голове сотни вопросов: где она, с кем, жива, вернется ли в парк?
Вечером – терпкая и липкая грусть, перемешанная с тоской от недавних пленительных воспоминаний, сдавливающих грудь, что дышать трудно. И алкоголь не помощник, наоборот – проводник в пучину покрытых пылью эмоций.
Ночью – бессонница и пустые мечты о встрече, эхо призрачной надежды, что на этом наша история не закончилась. Что наша мимолетная встреча – ночь, наполненная чашей человеческого счастья – изменит решение Виктории. И она вновь окажется в моих объятьях. Со мной – во мне.
* * *
Тяжело искать человека, когда имеешь плохого качества фотографию, снятую на телефон. И имя.
Мои поиски, которые начались в интернете и заканчивались визитами в детские дома, привели меня к одному очевидному выводу: все, что Виктория рассказала, оказалось ложью. Выдуманной сказкой. Мифом о человеке, которого не было.
Посудите сами.
Во-первых, ни одного упоминания в социальных сетях; искать мне помогал очень хороший знакомый, которого мои друзья величали хакером, способным найти по фотке кого угодно за бутылку шотландского виски. Он заходил в какие-то непонятные базы, копался в цифрах, шифрах, показывал то одну фотографию, то другую. Девушки были очень похожи на Викторию, но – не те. Три часа со мной и еще всю ночь после моего ухода он пытался найти незнакомку – тщетно. Ее словно не существовало. Даже в удаленных аккаунтах ее не было.
Во-вторых, в немногочисленных детских домах города директора и радушные старшие воспитатели меня заверили, что не помнят эту молодую девушку (фотографию я распечатал и ходил с ней, как непутевый детектив). Не помнят Викторию, которую удочерили Мария и Владимир. Не помнят, чтобы удочеренная семилетняя девочка попадала с больницу с травмами спины, хотя следят за судьбой своих воспитанников до достижения совершеннолетия – пишут ежемесячные отчеты. В одном государственном детском доме – «Остров доброй надежды» – директор Анна Сергеевна, ссылаясь на «девичью память», при мне переворошила весь архив за последние пятнадцать лет (она сочувствовала мне, моему горю). И подтвердила свои слова – таких прецедентов не было.
В-третьих, я периодически наведывался в больницы и морги – и тут, к счастью, ничего. Заходил на автостанции, вокзалы, опрашивал водителей, кондукторов, проводников, случайных прохожих – не видели ли они мою девушку, которая исчезла, не оставив мне весточку. Никто не видел или видел, но не обратил внимания.
