Печь остановилась.
Авария, авария, авария! – кричала моя душа, и, увидев, как горит обугленный труп человека – плавильщика, я упал наземь. Потерял сознание. Очнулся уже в больнице с несколькими ожогами на ногах.
* * *
Я смолк. Дыхание перехватывало. Закурил, пытаясь избавиться от всплывающих перед глазами страшных картинок.
– Сколько погибло? – спросила она.
– Двое.
– А раненых?
– Семь человек. Искалеченных… от взрыва и расплавленного металла. Один уже точно не встанет с постели. Трое получат инвалидность. Остальным повезло больше, будут работать или уже работают.
– Ты не виноват, – вдруг подытожила Виктория.
– Виноват, – я сдерживался, чтобы то ли не заорать, то ли не засмеяться, то ли не разрыдаться. Я видел перед собой тех рабочих с обугленной, обезображенной кожей на теле, с выжженными глазами, кровью на руках, курящих, пребывающих в шоке, в липком тумане ирреальности; я чуял запах – запах выжженной плоти, страха, серы; я слышал стоны и шепот смерти. – Виноват, Виктория.
– Твоя подпись ничего не решала.
– Я так же думал.
Все-таки прорвало – я засмеялся. Да так, словно сбежал из психушки. Надрывно, искусственно, по-звериному.
– Успокойся.
– Я так же думал! А причем тут я? Я один из тех шести тупорылых технарей, что поставили свои надменные закорючки, вынося смертный приговор и обрекая на море страданий тех, кому удалось спастись, но кто лишился полноценной жизни. Все хорошо. Не так больно бьет по самолюбию.
Молчание.
– А потом я совершенно случайно встретил жену плавильщика, который лишился зрения. Мы выбирали хлеб на опустелых под вечер прилавках магазина «Магнит». Она узнала меня. И ее взгляд, полный ненависти и боли, сокрушил меня и вбил прямо в бетон, под землю. Простите, скажу я. Она промолчит, уйдет, чтобы вернуться и сказать: «Я хочу простить вас. Кажется, просто… и непросто, когда муж ослеп… когда сама беременна вторым. Как? Вы сможете?» Я отвечу, что нет. Но она не услышит, убежит от меня с надрывным воем.
Молчание.
– Так что, – продолжал я, – лучше признать вину, чем увиливать и обманывать себя. Я мог изменить ход событий. Мог! Это было в моих силах. В моей власти. Смалодушничал, махнул рукой, мол, авось протянем. Поступил по-русски. Виноват, Виктория, виноват – и точка.
– Даже если ты виноват, надо научиться жить с этим. Простить себя, в конце концов.
– Как?
– Людям свойственно совершать ошибки.
– Было бы так все…
– Просто? – опередила она меня. Я кивнул. – Простить и смириться с болью – тяжелый труд. И если ты этого не сделаешь, прошлое – чувство вины – тебя поглотит. Ты станешь тем самым мертвецом, что каждый день пьет и не видит смысла жить дальше. Они часто встречаются в барах…
