– Вот что, Батюшка, – обратился к нему по утру Митька, – по-вашему мы пробовали, не вышло-те. Теперича давайте по-нашему, по-старому. У нас нынче ярмарка у реки стоит, там видал я, кто-то медведя в клетке держит, народ развлекает. Вы мне серебряный-то накиньте, я его к нам приведу. Раз обойдет косолапый дом-то, да и выгонит проказницу. Тогда уж точно с лихом сладим!
Вздохнул Борис Ильич, да делать нечего, согласился. Пока мужики за медведем на ярмарку ходили, прошелся священник вокруг дома своего и задумался глубоко. Как же это так получается? Делал он все правильно, молитвы громко читал, крест широкий рукой выводил, да не помогло это делу ведь. Неужто скверна языческая могучая такая, неужто слова святого не боится? Нехорошо тогда стало Борису Ильичу, неспокойно. Но прервали думы его мужики.
Шли они к нему радостные, а позади на привязи вел один купец сибирский медведя мохнатого, откормленного. Рассказал купец, что спас животинку еще в детстве и у себя оставил из жалости. Так мишка у него и прижился как скотинка.
– Ну, – сказал купец, – где нечистая засела? Михал Михалыч мигом с нею расправится.
Вошел купец с медведем в горницу, а Борис Ильич и мужики любопытные на крыльце остались, да через дверь открытую подглядывали. Косматый Михал Михалыч от гари и дерева жженого громко фыркал и неспешно по горнице расхаживал. Как вдруг зарычал, да так могуче, что мужики перепуганные с крыльца-то отступили, а Борис Ильич за купца испугался, мало ли косолапый проголодался. Михал Михалыч снова рыкнул, головой косматой повертел в стороны, да у самой у печки встал.
И тут из подшёрстка10 гул послышался и крик женский напуганный. Вылетела в то же мгновенье оттуда горбатая, сухая старушка. Дрогнул Борис Ильич побледнел и обернулся, вот только никто боле кикимору не видел, все на мишку уставились. Михал Михалыч шагнул к старухе, рыкнул ей прямо в длинный, крючковатый нос и только лапу занес над ней, как той и след простыл. Услышал Борис Ильич ее крик и ругательства странные, да только все тише и тише ворчание становилось, пока совсем не затихло. Мишка потоптался еще по горнице, да рычать-то перестал, видно прогнал нечистую.
Не скупился Борис Ильич на серебро, угостил купца и обедом званым, и Михал Михалыча отблагодарил, да только всю трапезу сидел пригорюнившись. Заметил это купец и сказал ему:
– Ты, батюшка, не боись, не вернется к тебе больше кикимора. Мишка мой уж не раз таких гонял, они ж его как огня боятся.
