Убегать непросто | страница 74

, ты не меняй характер, не слушай никого. Верной дорогой идешь. Если спотыкаешься, то умнее станешь, кочки только запоминай. Если ни разу не споткнулся, то и не поднялся ни разу. Если не споткнулся ни разу, то и не рассыпал ничего, не прорастет нового, не за чем будет ухаживать. В такой жизни смысла нет, разве что землю нагружать… – голос у него дрогнул, и он оборвал сам себя, – ночь на дворе, вставать рано. Пойдем в постели. Все чай твой, душу бередит. Ни у кого такой чай не выходит. Отправлю жену к тебе обучаться, – и он засмеялся чуть сиплым своим смехом.

С того дня Шэнь твердо решил стать таким же, как хозяин дома. На русское имя откликаться перестал, предложил выбрать дочерям Деминга новое имя для себя. С девочек обычно спрос невысокий, потому и нарекли они его именем симпатичного актера. Шэнь по-прежнему рано вставал, трудился допоздна, изредка пил с Демингом чай, звонил родителям и покупал по утрам жареные блины. Но что-то в нем неуловимо изменилось. Если бы он чаще смотрелся в зеркало, то понял бы, что глаза его изменились. Он сужались, как глаза кошки во время охоты. В них сквозила жесткость. Мужское «я».

Сегодня он может гордиться собой. Собственный бизнес здесь и в Китае, коттедж по личному заказу, машины. С Демингом он так и ведет дела, но общение у них уже совсем другое – на равных, по – партнерски. Бесконечно Шэнь ему благодарен за те вечера с чаем, когда тот обучал его жизни, подталкивал к переговорам в России. Шэнь так и не понял, как ему удалось уговорить отца скрыть от матери их авантюру с бизнесом. Когда она узнала, шла уже пятая партия платьев, раскупленных по предзаказу. Мама закрылась в кухне и не менее часа плакала, гремя кастрюлями и холодильником. На ее языке это означало: «тружусь для вас, себя не жалею, а вы…». Отец, ранее взявший на себя смелость промямлить матери краткий рассказ о их бизнесе, сидел на тумбочке в коридоре, обхватив руками голову. По семейному сценарию Шэнь должен был как обычно поскрестись в дверь и сказать, что они осознали ошибку. Он стоял в коридоре, раздумывая. Отец по-прежнему сидел на тумбе, боясь поднять голову. Внимательно посмотрел на него сын. На его пальцы, в один из которых впилось обручальное кольцо. На пять мужских шарфов, узлами завязанных и висевших на крючке. На арсенал красных губных помад, застилающих зеркало. И громко постучал в дверь кухни.

Она была уже не закрыта.

– Мама? Мама? Я не понимаю, что за реакция. Мы сообщили тебе в тот момент, когда об этом уже стоило бы говорить Если бы дело не зашло, платья не продались, какой смысл обсуждать?