Псы лежат на несколько шагов ниже него, их взгляды прикованы к Эметрии.
— Какие тогда новости? — спрашивает Аид, скрещивая ноги и откидываясь на спинку своего трона. — Неужели наша дорогая королеватеряет самообладание из-за маленького фокуса, который я выкинул?
— Она недовольна.
— О, хорошо, и что она будет делать?
— Лул…
Аид напрягается, подаваясь вперед.
— Аид, — поправляется она, — ты должен быть более осторожным.
— Думаешь, я должен был позволить ей умереть?
Теперь напрягается Эметрия.
— Я этого не говорила. Думаю, то, что ты сделал… достойно восхищения. Что я хочу знать, так это почему.
— Все всегда хотят это знать. Почему Аид делает то, почему это? Почему он похищает смертных женщин? Почему кажется довольным там, в темноте? Почему он так хорош в убийстве тварей? Почему ему, кажется, это так нравится?
При этих словах Эметрия опускает взгляд.
— Почему нельзя ответить, что мне просто скучно? Что мне нравится все это делать?
Эметрия вздергивает подбородок, качая головой.
— Ты не тот мальчик, которого я помню.
Он фыркает, но ему далеко не весело.
— Насколько хорошо, ты, честно говоря, знала меня?
— Очевидно, не так хорошо, как думала.
Его пальцы сжимаются на подлокотнике трона. Он ничего на это не говорит.
— Истории о том, что ты делаешь со смертными девушками, — снова начинает Эметрия, подходя к нему ближе, — насколько они правдивы?
Я подаюсь вперед. Лицо Аида застыло, если не считать легкого подергивания над левым виском. Сначала мне кажется, что он разозлится, но в его глазаз появляется блеск. Печальи разочарование.
— Я думал, ты выше слухов, дорогая Тетя Эм.
Ее дыхание сбивается, едва заметно.
— Я вижела последнюю девушку, которую ты привел сюда. Если ты сделаешь что-нибудь подобное с…
Аид поднимается со своего места, и на этот раз нет никаких сомнений в его эмоциях. Он зол. Даже в ярости.
— Но это нормально, если я поступаю так с другими смертными?
Его ярость удивляет меня, или, что еще больше, то, на что она направлена. Он злится не на то, что она думает, он может причинить мне боль, он злится на то, что она думает, он может причинить боль кому угодно.
Значит, эти слухи… должны быть только слухами, да?
Но почему его беспокоит, верит ли она им? Он никогда рпньше не зищищался.
Он качает головой, глядя на нее.
— Тебе нравится притворяться, что ты выше Зеры, но на деле ты ничем не лучше ее. Никого из вас в действительности не волнует это.
— А тебя волнует?
— Очевидно, больше, чем тебя.
— Ты… ты понятия не имеешь….
