Куда больше меня влекла Роза Ветров.
Весь Баренцбург можно было бы обойти за пару часов, останавливаясь возле каждого дома, каждого кустика и каждой лестницы. О эти лестницы! Их здесь было немало, на любой вкус и цвет, деревянные и металлические, крутые и пологие, крепкие и шатающиеся. Центром этого крошечного, откинутого на самый край карты поселения была площадь, носившая название Роза Ветров. Пожалуй, это было самое открытое и самое продуваемое суровыми северными ветрами место во всем Баренцбурге – чем и заслужило свое название. Но отсюда открывался чудесный вид как на поселок, так и на залив Грёнфьорд. Рассматривать отсюда поселок мне, конечно, особенного интереса не было, то ли дело всматриваться в темную гладь воды, вздымавшуюся рябью при сильном ветре; разглядывать тонкую цепочку тянущихся по противоположному берегу огоньков, скрывающихся за очередным вздыбом мерзлой земли; присматриваться к остроконечным вершинам гор.
К моему удивлению, небо не было полностью черным все время. Как мне рассказала улыбчивая полноватая продавщица в местном продуктовом магазине – именно она стала моей постоянной собеседницей в первые дни – полярная ночь, тянувшаяся последние четыре месяца, уже подходит к концу, и сейчас архипелаг Шпицберген накрыли так называемые астрономические сумерки. Солнце не поднимается над горизонтом достаточно высоко, чтобы осветить землю, но отражение от его света все же заливает остров серой полупрозрачной тьмой. Нюра – именно так мне представилась продавщица, оказавшаяся бывшей детсадовской нянечкой родом из Тюмени – пообещала, что скоро над Баренцбургом взойдет солнце.
Кроме прекрасного вида на залив, Роза Ветров интриговала меня местной достопримечательностью. Здесь стояла (никто толком не смог мне ответить, как давно она там, кто и зачем ее туда водрузил) небольшая субмарина, напомнившая мне известную песню Битлз. Желтой, правда, она не была, но я все же не удержался от того, чтобы пропеть «We all live in a yellow submarine, yellow submarine, yellow submarine» [«Мы все живем на желтой субмарине, желтой субмарине, желтой субмарине» The Beatles, “Yellow Sumbarine”, 1966]. Признаться честно, я пропевал эту строчку каждый раз, когда приходил к субмарине, чтобы полюбоваться на залив. В один из таких визитов я оказался пойман с поличным.
– Ты смешной, – заявил хриплый голос за моей спиной. Еще не оборачиваясь, я безошибочно узнал обладателя голоса. Берл стоял в нескольких метрах от меня, засунув руки в бездонные карманы своей куртки и широко расставив ноги, хотя день был на удивление тихий, и ожесточенные холодные ветра не стремились оторвать нас от земли. Эта особенность здешнего климата тоже удивляла меня. Порой выдавались дни, исполненные по истине библейского покоя. Небо расчищалось, и сложно было понять, то ли кристальная вода залива отражает небо, то ли это само небо становится зеркалом для океана. В такие дни я особенно остро ощущал хрупкость такого покоя. Моей метущейся, склонной вечно сомневаться и предполагать худшее натуре, трудно было просто принять эту тишь и благодать – я неизменно ждал надвигающегося шторма.
