Остров был окутан сумраком, когда чартерный рейс со мной и еще несколькими будущими полярниками приземлился в аэропорту в Лонгйире. Этот маленький норвежский городок, расположенный недалеко от Баренцбурга на том же архипелаге, по сути, являлся единственным окном на материк, за исключением разве что кораблей и шхун, заходящих в залив у Баренцбурга и отечественных вертолетов МИ-8, которые навещают шахтерский поселок совсем уж нечасто.
Сумеречная туманная серь, жидкая и полупрозрачная, заливала суровый северный ландшафт. Из-за этого яркое здание аэропорта, отдекорированное панелями цвета фуксии, казалось детской наклейкой, шутки ради налепленной на иллюстрацию в советской книге про Крайний Север. Перед нами раскинулась аскетичная природа архипелага Шпицберген, изрезанного покрытыми жухлой травой и скудными кустиками холмами. До сих пор помню первое свое впечатление от открывшегося моим глазам бескрайнего северного простора. Такое благоговейное восхищение, такая глупая, почти отчаянная восторженность. Теперь, глядя на холмы и пустошь перед аэропортом в Лонгйире, я понимаю, как был наивен – тогда я не видел еще настоящего Севера, не видел ни единого фьорда, не бывал на леднике, не смотрел на то, как у берега плещутся белухи и как неуклюже выбираются из воды моржи.
Тогда, только выйдя из теплого здания аэропорта, я всего этого не видел, не знал и даже не ожидал. Моим глазам открылась залитая сумерками северная тундра. Наверное, именно тогда я и влюбился в Арктику. Без оглядки.
___
Я все ждал и ждал, а сумерки никак не собирались заканчиваться, и это длилось не час и не два, и даже не день, и даже не два. Различать время суток мне, не привыкшему к таким условиям, было сложно, и я смутно помню первые несколько недель на архипелаге. Сейчас, восстанавливая в голове все события, я припоминаю, что постоянно был в подавленном расположении духа, спать мне было тяжело, а бодрствовать – и подавно. Романтика первого впечатления быстро развеялась, я постоянно мерз и не хотел никуда выходить. Впрочем, оставаться в общажной комнате со своими соседями мне тоже не слишком нравилось, поэтому волей-неволей я выбрал из двух зол наименьшее и заставлял себя совершать регулярные прогулки, хотя бы небольшие перебежки от одного здания к другому.
По прилете на Шпицберген нас сразу пересадили на вертолет, отвезли в Баренцбург и расселили по общежитиям. Новоприбывшим объявили двухнедельный карантин (из-за низкомикробной среды на Шпицбергене мы, только что доставленные с материка, были в буквальном смысле Ноевым ковчегом для бактерий и микробов) и выделили эти две недели на акклиматизацию. Нам назвали день и время, когда мы должны были явиться в офис «Арктикугля», что находился в восточной части города. Чистенькое и опрятное, это свежеотстроенное здание, как и здание российского консульства, решительным образом выбивалось из общей картины поселка, чем-то напоминавшего деревни, в которые в свое время ссылали декабристов, и потому слишком сильно моего внимания не привлекали.
