Нагой человек без поклажи | страница 15
Он, хотя и находился всегда в эпицентре всех событий, оказывался там, где нужно и делал то, что было необходимо, всегда был один. Как появлялся, так и исчезал в одиночестве.
– Может, у тебя пес умер? – внезапно спросил Берл. От неожиданности я поперхнулся воздухом и уставился на него. Нет, я конечно, хотел, чтобы моя жена – конечно же, бывшая – пострадала, но я и сам слишком уж любил Лаки, чтобы желать этому добродушному кокер-спаниелю смерти.
– Ну вроде, когда я уезжал, живой был, – ляпнул я.
Я не могу теперь уже внятно объяснить себе, почему я выложил Берлу тогда всю свою историю. И про развод, и про дележку вещей, и про дележку пса. И про то, как по глупой молодости сбежал из дома, чтобы поступать в театральное, с треском и позором провалился, как потом учился по ненавистной специальности, чтобы оправдать отцовские ожидания, но вновь обманул их, смехотворно вылетев с последнего курса. По абсолютно необъяснимой мне причине я вывалил Берлу все, что только мог про себя рассказать. И если быть откровенным, все, что так давно хотел кому-нибудь честно рассказать. Стоило пойти к психологу, как советовала бывшая коллега Анечка. Но я решил для этого уехать на Север и найти там Берла.
Он слушал, разбавляя мою речь лишь редкими глубокомысленными «Ну дела-а, Грачонок» и удивленным цоканьем. А когда я наконец закончил, спросил:
– Выходной завтра? – И, дождавшись моего кивка, безапелляционно заявил, – Съездим в одно место, тут недалеко.
___
Берл разбудил меня в несусветную, должно быть, рань, когда все еще спали. Грубо потряс за плечо и, как только я открыл глаза, зашипел, прижимая свой палец к моим губам, призывая меня молчать. Мы одевались в темноте, старались двигаться как можно тише, чтобы не перебудить мужиков. И еле сдерживали смех, особенно когда Лева, недовольно ворочаясь, жалобно позвал мамочку. Берл критически осмотрел то, как я оделся, вздернул мой свитер, проверяя, надел ли я термобелье. И, цокнув языком, одобрительно кивнул.
Я не имел ни малейшего понятия о том, куда мы собираемся, но спрашивать пока не торопился. Я выбрал путь наименьшего сопротивления – просто повиноваться и надеяться на лучшее. К тому же, я был заинтригован куда больше, чем напуган. Теперь я склонен думать, что все мои опасения и попытки сторониться Берла были больше спровоцированы страхом быть осмеянным за какую-нибудь глупость, но уж никак не страхом быть подстреленным. И сейчас, наблюдая за его скупыми и уверенными движениями, я хотел лишь узнать, что ждет меня в конце пути.